Последний исповедник - Эдуард Сероусов

информационных запросов. Ничего особенного – стандартные бытовые коммуникации, несколько разговоров с подругами, запросы к медицинской службе, переписка с юридическим ИИ по поводу наследства.

– Странно, – пробормотал Ковач. – Никаких признаков суицидальных намерений, никаких прощальных сообщений…

– Возможно, решение было импульсивным, – предположил техник. – Такое случается при депрессивных состояниях. Одно болезненное воспоминание – и человек решается на крайний шаг.

Ковач еще раз оглядел комнату. Все выглядело слишком… аккуратно для импульсивного самоубийства. Чашка стояла идеально ровно, постель была безупречно застелена вокруг тела, как будто женщина легла поверх покрывала, заранее приготовившись к тому, что произойдет.

– Проверьте камеры внешнего наблюдения за последние 24 часа, – распорядился он. – И дайте мне полный токсикологический анализ, не только на Х-43.

Техник выглядел немного удивленным: – Вы подозреваете что-то необычное, инспектор? Все указывает на стандартный случай когнитивной дисфункции с суицидальным исходом.

Ковач не ответил. За двадцать лет работы в полиции Нового Вавилона он научился доверять своей интуиции. А она сейчас говорила, что в этой идеально инсценированной сцене самоубийства что-то не сходилось.

Томас Лазарь услышал новость во время обеденного перерыва. Он сидел в корпоративной столовой, машинально поглощая безвкусный, но питательный стандартный обед, когда на большом экране появилось экстренное сообщение.

"Вдова известного физика Джеймса Кларка обнаружена мертвой в своей квартире. Предварительная причина смерти – самоубийство. Департамент когнитивного здоровья напоминает всем гражданам о важности регулярных сеансов эмоциональной гигиены и признаках когнитивного дисбаланса, которые необходимо отслеживать…"

Томас замер с вилкой на полпути ко рту, чувствуя, как холодок пробегает по спине. Элизабет Кларк. Женщина, исповедовавшаяся ему менее 36 часов назад. Женщина, признавшаяся в убийстве мужа. Женщина, получившая отпущение грехов и епитимью, предполагавшую долгий путь искупления.

Она не могла решиться на самоубийство. Не после исповеди.

Если только…

Мысль была настолько шокирующей, что Томас с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, сознавая, что камеры столовой фиксируют каждое микровыражение для анализа эмоциональной стабильности сотрудников. Он медленно положил вилку, сделал глоток воды, затем поднялся и направился к выходу, соблюдая все правила поведения идеального гражданина – не слишком быстро, не слишком медленно, с расслабленной осанкой и отсутствующим выражением легкой удовлетворенности на лице.

Только в уборной, удостоверившись, что вокруг никого нет, а единственная камера направлена на зону раковин, он позволил себе на мгновение прислониться к стене и закрыть глаза.

Элизабет мертва. Отравлена. Точно так же, как она отравила своего мужа.

Совпадение? Томас не верил в такие совпадения. Его аналитический ум, отточенный годами академических исследований и тайной работы в подполье, сразу выстроил версию: кто-то узнал о содержании исповеди. Кто-то решил наказать Элизабет тем же способом, которым она совершила свой грех.

Но как? Система цифровой исповеди, разработанная Майей, была безупречна. Многоуровневая анонимизация, квантовое шифрование, временные серверы, существовавшие ровно столько, сколько длилась исповедь… Теоретически, перехват был невозможен.

Теоретически.

Томас вымыл руки, посмотрел на свое отражение в зеркале. Человек средних лет с преждевременно поседевшими волосами и пронзительными серыми глазами за стеклами очков смотрел на него с выражением тревоги, которое он немедленно трансформировал в нейтральную маску профессионального спокойствия. Выработанная годами привычка контролировать выражение лица даже наедине с собой – необходимая защита в мире, где камеры могли быть повсюду.

Вернувшись на рабочее место, он провел остаток дня, механически выполняя свои обязанности аналитика данных, в то время как его разум лихорадочно работал, анализируя ситуацию.

Если кто-то действительно перехватил исповедь и использовал эту информацию для убийства Элизабет, это означало катастрофу. Не только для него лично – его жизнь давно уже не имела для него особой ценности – но для всего подпольного религиозного сообщества. Для тысяч людей, которые все еще рисковали своей свободой и жизнью, сохраняя веру в мире, объявившем ее вне закона.

Но еще хуже была другая мысль: что, если перехвачены и другие исповеди? Что, если другие кающиеся тоже в опасности?

Томас должен был предупредить Майю немедленно. Но установленный протокол безопасности запрещал внеплановые контакты – любое нарушение распорядка могло привлечь внимание алгоритмов наблюдения.

К счастью, сегодня был вторник – день его регулярного визита в Публичную библиотеку Сектора 12, где он якобы изучал исторические материалы для своего хобби – создания статистических моделей социального развития (полностью одобренное государством занятие, поощряющее рациональный анализ). На самом деле, библиотека была одним из немногих мест, где сохранялись слепые зоны в системе наблюдения, благодаря устаревшей инфраструктуре и особенностям архитектуры.

После работы Томас отправился в библиотеку привычным маршрутом, следя за тем, чтобы его походка, выражение лица и даже частота моргания соответствовали его обычным показателям, зафиксированным в системе.

В библиотеке он занял свое обычное место, активировал терминал и начал просматривать исторические данные. Через пятнадцать минут, убедившись, что его поведение не вызывает подозрений, он незаметно активировал миниатюрный генератор помех, замаскированный под медицинский имплант (еще одна разработка Майи, за которую им обоим грозила бы "глубокая когнитивная коррекция" в случае обнаружения).

Затем, продолжая просматривать исторические данные на основном экране, он подключил скрытый коммуникатор к порту данных под столом – старомодный физический порт, сохраненный в библиотеке для совместимости с архивными устройствами.

"Экстренная ситуация. ЭК мертва. Способ смерти идентичен греху. Возможен перехват исповедей. Проверь безопасность. Жду в стандартном месте в стандартное время."

Сообщение было зашифровано и отправлено через цепочку прокси-серверов, прежде чем достичь Майю. Томас отключил коммуникатор, деактивировал глушитель и продолжил работу как ни в чем не бывало еще сорок пять минут, прежде чем покинуть библиотеку.

Оказавшись на улице, он влился в поток вечернего движения – тысячи людей, возвращающихся домой после рабочего дня. Над их головами парили дроны наблюдения, а вдоль улиц размещались сенсорные панели, регистрирующие эмоциональные показатели прохожих. На огромных экранах транслировались рекламные сообщения, перемежающиеся с напоминаниями о "когнитивной гигиене" и важности рационального мышления.

"Помните: эмоциональный баланс – ключ к социальной гармонии!" "Распознали признаки иррационального мышления у коллеги? Сообщите в Департамент когнитивного здоровья – это забота, а не донос!" "Ясный разум – залог счастливой жизни. Посетите ближайший Центр когнитивной регуляции сегодня!"

Томас шел сквозь этот шум, сохраняя выражение спокойной заинтересованности на лице, в то время как внутри него росло тревожное чувство. Если его подозрения верны, если каким-то образом содержание исповеди Элизабет стало известно убийце, то вся система была под угрозой. Возможно, были перехвачены и другие исповеди. Возможно, другие кающиеся уже в опасности.

Он мысленно перебирал исповеди последних недель, пытаясь вспомнить, были ли среди них признания в серьезных грехах, которые могли бы стать мотивом для подобной "казни". К сожалению, их было немало – мир, отрицающий понятие греха, порождал