Инвестор. Железо войны - Николай Соболев

Кабилы — народ группы берберов на севере Алжира и Марокко.

Приказ сводному отряду составили на основании выбитых из пленных данных и вскоре бандера и табор двинулись туда, где предполагался лагерь повстанцев. На выходе из деревни Михаила ждал неприятный сюрприз: на кольях торчали четыре отрезанные головы пленных.

Легионеры, проезжавшие мимо в грузовиках, дружно орали безумный девиз Легиона:

— ¡Viva la muerte, y muera la inteligencia! *

Конный табор марокканцев проскакал без криков, сверкая белыми зубами лошадей и всадников.

— Капитан, — обратился Крезен к аналузцу, ехавшему с ним в штабной машине, — а зачем было отрезать головы? Мы просто расстреливали…

Ромералес уже оклемался от утренней демонстрации и восстановил свою обычную жизнерадостность:

— Пленных отдали в табор, там нашлись их кровники. Но вы не беспокойтесь, в следующий раз мы обойдемся карандашами!

— Главное, чтобы до шпаков в Мадриде не дошло, — буркнул Баррон, — а берберам это станет неплохим напоминанием, что никто с ними цацкаться не будет.

¡Viva la muerte, y muera la inteligencia!(исп) — Да здравствует смерть, да погибнет разум!

После двух дней маневрирования по горным дорогам и нескольких перестрелок, сводный отряд добился своего — партизан блокировали в одном из многочисленных ущелий. Однако они успели укрепиться и отбить три атаки, после чего Баррон затребовал поддержки, а отряду приказал отойти, залечь и ждать.

Вот они и ждали.

— Скажите, майор, а почему вы не запросили танки? Артиллерии у противника заведомо нет…

— Артиллерии нет, а динамит точно есть, чем-то они ведь путепровод взорвали? Уверен, что они заложили заряды, и во-он там, на скалах вверху наверняка засели метатели. Едва сунемся — подорвут и сожгут любую машину.

— Тогда я не очень понимаю, чего мы ждем.

— Самолетов, Мигель, самолетов.

Крезен слегка высунулся из-за камня, но Баррон опять дернул его вниз:

— Я же сказал, не высовывайтесь! Если вам не жалко своей жизни, пожалейте мое время — вы не представляете, сколько писанины потребуется, если вас ухлопают!

— Хорошо-хорошо. Но самолеты… сколько их в Мелилье? Десяток, два? Вряд ли они смогут разбомбить повстанцев.

Баррон усмехнулся половиной лица, его усы перекосились:

— Горчичный газ. У нас большие запасы бомб с горчичным газом.

— Но Женевский протокол запрещает использование газов!

— Только во внешних войнах, mi amigo. А тут внутреннее дело, никого не волнует, что мы делаем в своей колонии. Разве что кто-нибудь сообщит презренным шпакам в Мадрид, — майор скосил испытующий взгляд на Михаила.

— И не подумаю.

Самолеты отбомбились на удивление точно, возможно, этому помогли выложенные из белых плащей регуларес указатели, по которым ориентировались летчики. Через час после воздушной атаки бандера осторожно двинулась вперед и после короткой перестрелки подавила сопротивление оставшихся. Следом хлынул табор, но Крезен вернулся к штабной машине, чтобы не смотреть на резню.

По дороге обратно в Мелилью он составлял рапорт, в котором надлежало отметить беспрекословное выполнение приказов, а в самом городе их огорошили новостью, что Мадрид расщедрился на испанское гражданство марокканским евреям.

А вот на следующий день пришла гораздо более тяжелая новость: в Сеуте неизвестный застрелил командующего Легионом полковника Хуана Матео.

— Я получил письмо от дяди из Мадрида, — тихо начал Ромералес в офицерском клубе.

Все тут же подобрались поближе — дядя служил в военном министерстве.

— Идут слухи, что премьер-министр Асанья намерен сократить Легион до двух тысяч человек…

Собрание взорвалось возгласами:

— Проклятые шпаки! Чертовы республиканцы! Сколько можно терпеть этих тварей в Мадриде?

— Надо брать пример с Муссолини. Вот у кого порядок!

* * *

Габи убрала с моего живота ногу, потянулась и безаппеляционно заявила:

— Нам нужны цветы.

Блин, вот я дятел, до сих пор ни букетика не подарил! Но все обстояло значительно серьезнее: цветы требовались в промышленных масштабах, чтобы засадить все клумбы и газоны вокруг школы, а по возможности — и всю территорию городка и завода.

— Мы едем в Палафружель, — Габи решительно встала с кровати и выдала планы на день.

— Это где? — осторожно спросил я, пытаясь отгородиться подушкой.

— Где Жирона, знаешь? Вот примерно там, у моря.

— Скажи пожалуйста, а неужели цветов нет где-нибудь поближе? В той же Барселоне?

— Нет! — отрезала Габи, но смилостивилась и объяснила: — Там усадьба, в ней частный ботанический сад, больше тысячи видов растений. Я списалась с хозяйкой, нас ждут. Вставай!

Мыслишку спрятаться за делами я отмел — во-первых, весь день рядом с Габи, во-вторых, лучше уступать женщинам в таких мелочах, чтобы стоять на своем в реально важных вопросах, и в-третьих, даже предстоящие полторы сотни километров в один конец, если за рулем будет водитель, не так страшны. Я даже помечтал, как можно было бы туда слетать, но что там с посадкой — неизвестно.

Хозяйка, Дороти Уэбстер, немедленно увлекла Габриэлу в дебри даже не сада, а парка на семнадцати гектарах, оставив меня на попечение мужа, Николаса, высокого англичанина в идеальном костюме. Он провел меня по псевдо-замку, рассказал, что проект делал сам, а камни собрали с полуразрушенных окрестных строений. Я вежливо скучал ровно до того момента, как он споткнулся о приступочку и отчетливо чертыхнулся на языке родных осин.

— Вы русский?

— Вы понимаете по-русски?

— Мама русская.

Хозяин сложил два и два и воскликнул:

— Так вы тот самый Джон Грандер, который строит авиазавод? Тогда позвольте представиться: Кавалергардского полка ротмистр Николай Воеводский, военный летчик и авиаконструктор.

Блин, не дай бог он будет мне впаривать свой самолет… Но нет, от авиации визави отошел несколько лет назад и посвятил себя антиквариату и ботаническим увлечениям жены. А также проектированию — некоторым гостям так понравился замок, что они захотели нечто подобное. Так что пока дамы составляли список растений и необходимых для транспортировки саженцев приспособ, мы прекрасно поговорили о развитии авиации, и напоследок Николай Степанович, несколько смущаясь попросил:

— Если вас не затруднит, я бы очень хотел посмотреть на ваш завод. Понимаете, небо моя любовь, я скучаю по нему…

— Если вы найдете поблизости ровную площадку в двести метров, я пришлю за вами самолет.

— О! Это было бы потрясающе! А площадка есть, как раз вдоль авениды де ла Коста Браво…

После перелета и экскурсии по будущим цехам, поселку для рабочих с непременными больницей, школой, училищем и «Народным домом», Воеводский долго молчал, пока автомобиль вез нас обратно в управление, а потом выдал:

— Вы почти что большевик, только они так заботятся о рабочих!

— Я слышал, что в России до революции