Инвестор. Железо войны - Николай Соболев

— Именно! После чего Амторг от закупок откажется, и цена упадет. Вот на этих качелях мы заработаем столько, что хватит и вам, и мне.

Все еще недовольный, Ян следил за моими выкладками.

— Операции будет вести мистер Шварц из Парижа, он сейчас в Швейцарии, но скоро вернется. Кстати, вам не нужны зенитные пушки? Он там торгуется за лицензию с фирмой «Эрликон».

И договаривается насчет хранения золота с «цюрихскими гномами», но этого Кочеку я, разумеется, не сказал.

— Насчет пушек это не ко мне, — отрезал Ян.

— Хорошо, тогда передайте в Москву, — на этих словах он попытался отмахнуться, но я продолжал: — передайте в Москву, что я приглашаю генерала Триандафиллова сюда.

— Но…

— Со дня на день кортесы объявят республику, и я ручаюсь, что у нее будет вполне левое правительство, примерно, как во Франции.

— Вы думаете, республиканцы сумеют преодолеть разобщенность?

Пришел черед морщиться мне:

— Хотелось бы. Все очень радикализованы, не хотят слушать ни союзников, ни оппонентов. Вот прямо лебедь, рак и щука!

Кочек понятливо кивнул, лишний раз убедив меня, что он русский.

— Если вы заинтересованы в плацдарме на Пиренеях, нужно скруглять углы. Иначе… как инженер, вы знаете, что чем больше разница потенциалов, тем сильнее ударит ток.

На согласование позиций ушел целый день и еще половина, Кочек несколько раз ездил в город отправлять и получать телеграммы. Я тоже переписывался с Парижем и Нью-Йорком, подстроив все таким образом, чтобы «инженер» остался в моем кабинетике в компании кое-каких интересных папок. Пусть думает, что добыл информацию, мне не жалко.

Устаканив порядок действий и процедуры, я проводил Кочека и засел писать директиву нашей нью-йоркской конторе на осень. Вбухать миллионов пятнадцать, закупить миллион тонн зерна — не обеднею, а при сборе в СССР порядка 50–60 миллионов тонн это будет заметной поддержкой. Пусть наши аналитики думают, как выдурить как можно больше дешевого зерна и как его перебросить в черноморские порты СССР. Например, закупить в Турции, Египте, Персии — блин, да мало ли где! Может, и больше потрачу, но сидеть и смотреть, как мрут люди, точно не буду.

Какие бы ни были молодцы в здешнем управлении, а фокуса «приехал большой начальник, потыкал пальцем и удалился» не получилось — как минимум накачку на будущее надо дать. Опять же, тут стройка, а это неисчерпаемый источник всяких неожиданностей, ей можно заниматься все двадцать четыре часа в сутки, нон-стоп. А еще приехал давно ожидаемый Белл и сразу помчался по будущим цехам, после чего вывалил на меня целую кучу претензий — и то ему не так, и это не эдак. Едва я на него вызверился — надо же, второй Кристи на мою голову! — как он от жалоб перешел к вполне конкретным (и весьма толковым) предложениям, как и что можно поправить и где нужно подогнать под его требования. Пришлось на ходу менять наши планы по двигателям и договариваться с Нью-Йорком об изменениях в отгрузке «райтов» и «аллистонов».

К вечеру добирался до «Флориды» как выжатый лимон, и такой же выжатой приезжала Габи. Она с утра до вечера носилась, как заведенная, ее водитель выл от нагрузки — закупала учебники, пособия, набирала персонал и учителей, успевала контролировать отделку здания и давать втык нерадивым.

Идея назначить ее директором обнаружила непредвиденный бонус, в контактах с Габриэлой отсеивались упертые ретрограды и консерваторы:

— Как это директор женщина? Неслыханно! Я не буду подчиняться девчонке! Ноги моей здесь не будет!

Паре-тройке сотрудников, которые попробовали ее ослушаться поначалу, я вправил мозги лично и с третьего дня все ее команды исполнялись как бы не быстрее моих.

Ужинали мы в номере — ну, чтобы все эти мымры в жемчугах при взгляде на нас, усталых, но счастливых и молодых, не поджимали с осуждением губы. И чтобы траченные молью жеребчики с моноклями и хозяева жизни в галстуках-бабочках не смели провожать мою женщину сальными взглядами.

Пусть шипят за спинами, сгибаясь под уложенным на них болтом.

А мы падали в кровать в надежде на крепкий сон, но стоило прикоснуться друг к другу — искра, огонь, взрыв! И всю усталость снимало, как рукой.

Наверное, до смертного часа я буду помнить эти мгновения у открытого окна, за которым далеко внизу мерцали огни ночной Барселоны, ее тонкую талию у меня в руках и шелковую кожу шеи на губах…

И ощущение полета.

Глава 12

Русские идут

Пуля щелкнула по скальному выступу сантиметрах в двадцати выше головы, обсыпав советника Крезена каменной крошкой.

Снизу его дернул за штанину майор Баррон и сразу же зашипел в ухо, скривив длинное треугольное лицо с густыми усами:

— Я же говорил, не высовывайтесь! Проклятые рифеньос и так неплохо стреляют, а эти воюют лет десять!

Михаил уселся на землю, снял пробковый шлем и ссыпал мелкие осколки.

— Почему вы так решили, майор?

— Хорошо вооюют, чувствуется большой опыт. Вы сидите, сидите, — Баррон попытался удержать Крезена, когда тот привстал, чтобы вытряхнуть песчинки из намотанного поверх шлема кисейного шарфа.

— Да сижу я, сижу.

— Вот и хорошо, сейчас дождемся помощи, к вечеру все будет кончено.

К этому ущелью они попали в ходе преследования банды берберов, напавшую на строителей шоссе Тетуан-Мелилья. «Бандой» их называло армейское командование, а на деле рифеньос не только разогнали дорожников и разграбили склады, но также сожгли технику и довольно ловко подорвали почти законченный путепровод и подпорную стенку. С грабежом, кстати, тоже не все ясно — большую часть наверняка утащили с собой набранные из местных рабочие. Ну зачем кочующему по горам партизанскому отряду битум или цемент? А вот в хозяйстве может пригодится…

Крезен усмехнулся, вспомнив, что точно так же, «бандами», называли в штабах ВСЮР отряды Махно, которые доставили «добровольцам» немало тяжелых минут. И вообще, нечего «бандами» обзываться, если у самих батальон легионеров именуется «бандерой», а батальон туземных войск — «табором».

Михаил обернулся — чуть ниже как раз занимали позиции бандера и табор, легионеры и «регуларес», составлявшие основу вооруженных сил Испании в Марокко. Обычные призывники тут несли в основном гарнизонную или тыловую службу — в обществе сложилось устойчивое мнение, что сынки богатых родителей откупаются от армии, а вместо них правительство посылает на смерть бедняков, вот командование и перестраховалась.

К тому же, боевые качества легионеров и регуларес на порядок превосходили линейные войска. Неудивительно — в Испанский легион, как и во французский, принимали отморозков, не спрашивая, кто и откуда и записывая под любым, зачастую вымышленным