Инвестор. Железо войны - Николай Соболев

Под конец недели Сурин выкатил танк. Настоящий. С броней и даже пушкой, но пока деревянной. Алексей сиял, как начищенный пятак, но слегка поблек, когда я озвучил цифру — сто двадцать-сто тридцать машин в год. «Скока-скока?» — читалось на его круглом лице. Прикинул я так — Советский Союз поставил Испании то ли триста, то ли триста пятьдесят танков, у нас впереди четыре года, часть продадим, вот и получится адекватное количество.

На радостях я облазал всю машину и чуть ли не целовал броню, но как всегда в самый неподходящий момент до меня дозвонился Панчо из Барселоны:

— Срочно приезжай, по телефону говорить не буду.

Блин, что там стряслось? Пожар, наводнение, мятеж?

Рванул на аэродром как был, в заводском. Промелькнули мимо только-только сданный «Дом пионеров» и стройка теплоэлектростанции, куда тянули пути для вагонов с углем, с нами напросился лететь Сева — чтобы от неба не отвыкнуть, и через несколько часов мы сели уже не в Эль Прате, а северней, на заводской полосе вдоль той самой речки Льобрегат.

Встречали меня радостный Белл и насупленный Панчо. Ларри привычно занял место водителя, Панчо сел ко мне, а остальные отправились на его машине.

— Что случилось?

— Ночью пытались украсть документы из КБ. Охрана хотела задержать, похитители открыли огонь.

— Блин…

— Обоих застрелили, у нас потери один убитый и один раненый.

— Кто, неизвестно?

— Предварительно коммунисты.

Мать моя женщина… А этим-то что потребовалось? Испанской компартии мои разработки ни к чему, значит… значит Коминтерн или советская разведка. Но у них и так «режим наибольшего благоприятствования»! Нахрен они полезли ночью?

В раздражении накропал длиннющую телеграмму в Париж, где высказал Кочеку все, что я о таких методах думаю, и чуть не сорвался на Белла. А то что он ходит веселый, когда тут такие дела!

— Jefe, у нас готов прототип, завтра начинаем пробежки и подлеты.

А вот это здорово, возьму Габи на аэродром — кино и рестораны ее не очень интересуют, а в здешнем театре уже я зверею, слишком уж провинциально.

Прототип в широких «лаптях» подрагивал обшивкой из перкаля, а рядом изнылся Сева — пустите да пустите за штурвал! Будь это У-2, я бы, может, и согласился, но в летчики-испытатели Севе пока рановато. В качестве утешения посадил его за радиостанцию — Белл ухитрился впихнуть передатчик на прототип. Как по мне, то зря, пилоту сейчас надо на машине сосредоточится.

Самолет гляделся несуразно, наверное, из-за обтекателей шасси, но рулил по взлетке исправно, через полчаса Белл дал команду на взлет. Счастливый Сева в наушниках репетовал ее в микрофон и «недокобра» двинулась на старт.

Габи зачарованно смотрела, как сделанная ее учениками машина разбегается, отрывается от земли и кружит над аэродромом. Сева вывел переговоры на динамик и мы вслушивались в доклады пилота — все отлично!

Когда самолет сел, докатился до нас и замер, Белл удовлетворенно заметил:

— С пулеметами все нормально, дальше будем пробовать с макетом пушки.

— Пушки? — Габи повернулась ко мне окаменевшим лицом.

— Это же истребитель, — попытался я придержать ее за локоть, но она вырвала руку.

— Заказ военного министерства? — почти зашипела она. — На самолет заказа не было! Ты все мне врал!

Развернулась и пошла прочь, не слушая моих криков.

Первый полет отмечали в тесном кругу, но для меня он прошел как в тумане, а к вечеру я банально напился. Утром трещала голова, а слегка бледный Панчо пытался всунуть мне в руки листок, отпечатанный на машинке.

— Что это? — потер я висок.

— Это передает радиостанция Севильи.

«…свершилось великое предательство Испании, предписанное масонскими ложами и Московским Кремлем… страна ослабла телом и духом, поддавшись разлагающим и разъедающим силам политического сепаратизма и марксистского коммунизма… армия как железная ось, поддерживающая тело нации… последний оплот общества, которое рушится…»

Я поднял мутный взгляд на Панчо.

— В Севилье мятеж, в Мадриде бои.

Мать моя женщина, а у меня ничегошеньки не готово…

Конец второй книги.