Месть человеческая – Том I. - Алексей Фокович Фоков

Если бы всё так просто, наш Клан создал бы легионы из рабов, построил флот управляемых рабами, жаль неосуществимая надежда.

Не надежда – она ни на чём не основана, под ней пустота, это мечта – неосуществимая мечта.

Один великий дипломат как-то сказал:

«Язык человеку дан, чтобы скрывать мысли»;

Особенно это необходимо, когда мечты настолько запретны…

— Слушайте, но рабство в Галактике запрещено, как Вы можете поддерживать подобную гадость! — спросил я, отхлебнув пива.

Нет, всё-таки тёмное пиво — гадость, ну или сказать толерантно, чтобы не обидеть местных – сильно на любителя.

— Что именно гадость, та девушка, что вытирается полотенцем, или вот эта, что стоит к нам спиной и наслаждается солнцем? — местный указал на двух обнажённых купальщиц, подошедших почти к самому краю бетонной набережной.

Обе они остановились на расстоянии метра три от нас, и делали вид, что им именно сейчас, захотелось позагорать именно здесь.

— Это фигура речи, рабство строжайше запрещено, видите ли, Вам любой местный мгновенно закатает лекцию на полтора часа и докажет, как дважды два что это не рабство, а высокодуховная забота о малых сих. Но да это рабство. Не мы-таки жизнь така. Девочек рождается больше мальчиков, а женщина сама выжить не может. Поэтому рабство — это не способ эксплуатации, рабам запрещено работать на производстве, рабство — необходимость для выживания.

Местный не стал долго спорить и отпираться, просто признал очевидное.

Я думал о мечте всё вернуть в довоенные времена и, не стесняясь, разглядывал пару девушек выбрали место рядом с нами позагорать, две брюнетки очень похожие друг на друга легли рядом с нашими столиками прямо на покатые бетонные плиты набережной.

Я смотрел вниз почти прямо под ноги. Нас разделяла узорное ограждение набережной и два метра покатой плиты.

Их груди мерно поднимались, как у спящих. Тёмные волосы расплескались по бетону, курчавые волосы единственное, что прикрывали лобок, чувствовалось что-то неправильное и неестественное в наготе их тела, выставленного напоказ.

Мысль зацепилась за неправильность, и я вспомнил, как давно, до войны ещё, когда жил на родной планете, мы несколько Клановечей пацаны и девчонки, устроили марш-бросок по горам и вышли на фермерский рынок пригородной деревни.

Нехитрые продукты, выращенные на земле, косы лука, ягоды, картошка в мешках и другие корнеплоды, горки тыкв.

Мы с детства не видевшие продуктов, кроме как приготовленных слугами, удивились насколько всё грязное и в земле. На одном из прилавков лежали курицы, без перьев, тощие, с какой-то синющей голой кожей, да ещё пупырчатой.

Нет! не две девчонки загорали на пляже, наслаждались рекой, солнцем и молодостью, на мгновенье мне вспомнились эти курицы, приготовленные для продажи, на оцинкованном прилавке.

Мне стало муторно на душе, позор мужчинам этого мира, что их дочери так низко пали. Мы, Кланы, никогда подобного не допустили бы! Да, плебеи не Греи, но позор торговли детьми пал бы не на них, бесчестье именно для нас, мы не смогли удержать охлос от демонстрации врождённых порочных наклонностей.

Дед узнал бы о таком рынке, на следующий день, и явился бы во гневе, наказывать заблудших и карать преступников.

Наверное, он, возможно, не прав, девчонки целуются и откровенно разглядывают нас, наверное, так устроено самой природой, что есть рабы и хозяева, а значит, ничего плохого в моих исследованиях нет, более того, если мне удастся с помощью имплантов, заставить отбросы человечества служить великой идеи восстановлению Клана Грей, они послужат общему благу.

Всем людям будет лучше, если эта вакханалия быстрее закончится, и Кланы снова наведут порядок.

Людям лучше жилось под крепкой дланью Греев, мы никогда не допустили бы, чтобы дети стояли голыми перед покупателями.

Местный заметил, что я смотрю на этих девчонок, но, разумеется, не мог понять глубины моих терзаний, он всё свёл к банальной похоти.

— Обратите внимание, эти девушки уже загорели, скорее всего, они уже больше недели здесь купаются, их бесплатное время окончилось, и сегодня, завтра их судьба решится, вот они и показывают Вам себя во всей красе.

Словно в подтверждение его слов, брюнетка перекатилась на живот, подставляя обнажённую попку лучам солнца, и призывно посмотрела на меня, я почти физически чувствую, как в ней борется воспитание, не дающее первой обратиться к мужчине и страх оказаться бессловесной скотиной во владении фермера.

— А вот девушка рядом с ними, что вытирается полотенцем дольше, чем я пью эту кружку, у неё кожа белая, она здесь первый день, ей стыдно стоять голой, она не выпускает из рук полотенца, чтобы скрыть больше чем показать. Она всего боится, и, если Вы её чуть приласкаете, получите женщину исключительной преданности.

Я узнал много больше дерьма, чем хотел.

Всё-таки как подло и мелочно устроены миры Магдебургского права, в каждом, какая ни будь, но скрывается пакость, гнильцо и мерзость.

Людям нельзя давать право распоряжаться собой, они, получив свободу от чужих рамок и ограждений, принимаются сами ставить заборы для себе подобных, и нет единой воли Клана, которая бы не позволила проявиться злу, уровняла бы всех и сильных, и слабых.

Я должен признать, не могу ни полюбить, ни принять Свободные Миры, в этом мире на Претории продают родных дочерей, на Трооне бедных изгоняют из общества в отдельные ограждённые гетто, Ультимо Туле оставило в моей душе лагерный рубец.

Как я скучаю по железной длани Клана, наши миры славились порядком и спокойствием, как мне не хватает стабильности.

Какая всё-таки мерзость нас окружает, я жил в безопасности и не видел, что творится, где не простёрся покров Греев, я испугался войны, но что ждёт человечество после поражения Кланов страшнее...

У меня со дна души поднимается злоба, я прячу ей от окружающих под маской бесстрастности, но в душе меня всё клокочет…

Я клянусь себе!

Я клянусь неизбывной клятвой Греев, что, когда создам армию и флот, я вернусь на эту