Оракул с Уолл-стрит 4 - Алим Онербекович Тыналин

перед чем. А ты бы тоже не остановилась. Помнишь нашу последнюю встречу? Перед твоим отъездом в Европу? Ты сказала, что хочешь опубликовать первую часть расследования, как только вернешься.

Элизабет скрестила руки на груди.

— И что?

— И ты была бы мертва через неделю, — ответил я жестко. — Как Риверс. Как Милнер. Как мой отец.

— Так вместо того, чтобы поддержать правду, ты решил переметнуться на сторону убийц?

— Я не переметнулся, — терпеливо объяснил я. — Я изменил тактику. Ты же знаешь, что Continental Trust слишком могущественны для прямого столкновения. Они контролируют банки, суды, полицию. Единственный способ победить их — сначала стать частью системы, накопить достаточно ресурсов и влияния.

— Ресурсов? — Элизабет горько усмехнулась. — Ты говоришь о деньгах, которые делаешь через инвестиционные трасты? Через спекуляции с использованием инсайдерской информации? Это не борьба, Уильям. Это обогащение.

Я почувствовал, как закипаю от несправедливости обвинений.

— Ты думаешь, я делаю это для себя? Думаешь, мне нужны яхты и особняки? Я строю финансовую крепость, Элизабет! Инструмент, который поможет нам противостоять им!

— Я больше не знаю, что думать, — ее голос упал до шепота. — Я не узнаю тебя, Уильям.

Я сделал шаг к ней, но она отступила.

— Это работа под прикрытием, понимаешь? — пытался объяснить я. — Как когда журналист внедряется в банду, чтобы раскрыть ее изнутри. Иногда приходится пачкать руки, чтобы добраться до правды.

Элизабет смотрела на меня с недоверием.

— Каждый день, — продолжил я, — каждую минуту я помню, как они убили моего отца. Как заставили умолкнуть Риверса. Как отравили Милнера прямо на моих глазах. Думаешь, я могу это забыть? Простить?

Молчание повисло между нами. За окном мягко падал декабрьский снег.

— Мне нужен воздух, — произнесла она наконец. — Давай прогуляемся.

* * *

Набережная Гудзона лежала перед нами, безлюдная в этот холодный вечер. Река блестела в свете фонарей, темная и тяжелая. Мы шли молча, сохраняя дистанцию друг от друга.

— Хорошо, — произнесла Элизабет, нарушая тишину. — Допустим, ты действительно внедряешься в их круг. Какова твоя конечная цель?

Я огляделся по сторонам, убеждаясь, что поблизости никого нет.

— Continental Trust готовится к чему-то большому, — сказал я тихо. — Ты же не забыла про операцию «Анакондо»? Из того, что мне удалось узнать, они планируют манипуляцию рынком беспрецедентного масштаба. Они каким-то образом узнали об этом раньше других и разработали план, как извлечь выгоду из кризиса.

— И ты решил их опередить?

— Я решил использовать ту же тактику против них, — я остановился и повернулся к ней. — Элизабет, то, что я делаю, может показаться неэтичным. Но когда они рухнут, а они рухнут, мы получим не только доказательства их преступлений, но и ресурсы, чтобы привлечь их к ответственности.

Она смотрела на темную воду Гудзона.

— Почему я должна верить тебе теперь? После твоего обмана?

— Потому что я клянусь, Элизабет, но я не предавал память отца. Никогда не переходил на сторону Continental Trust.

Она перевела взгляд на меня. В ее глазах читалась смесь недоверия и надежды.

— Еще раз говорю, я не сдался, просто изменил тактику, — продолжил я. — Чтобы победить их, мне нужно стать сильнее. Влиятельнее. И, да, богаче.

Элизабет долго молчала.

— Ты должен был мне доверять, — произнесла она наконец. — Должен был рассказать правду.

— Ты права, — я кивнул. — Я сделал ошибку. Но мои намерения остались прежними.

Снег усиливался, оседая белой пудрой на ее волосах. Она выглядела хрупкой и сильной одновременно.

— Холодает, — заметила она. — Вернемся?

* * *

Квартира Элизабет встретила нас теплом. Она бросила папку на стол, сняла пальто и направилась к кухне.

— Чай? — спросила она нейтральным тоном.

— С удовольствием.

Пока она возилась с чайником, я рассматривал стену с материалами ее расследования. Одна фотография привлекла мое внимание. Групповой снимок совета директоров Continental Trust, датированный 1925 годом.

— Ты нашла это в Европе? — спросил я, когда Элизабет вернулась с двумя чашками.

— В архиве финансовой газеты в Лондоне, — она поставила чай на стол. — Единственная стоящая находка за все путешествие.

— Ты съездила не зря, — возразил я. — Важен каждый кусочек головоломки.

Элизабет села на диван, обхватив ладонями чашку, словно согреваясь ее теплом.

— Знаешь, что меня убедило в твоем обмане? — спросила она вдруг. — Не отсутствие европейских связей Continental Trust. Не тупиковые следы. А то, что все документы, которые ты мне дал, были слишком идеальными. Слишком гладкими. В реальном расследовании так не бывает.

Я опустил глаза.

— Прости.

Она долго смотрела на меня, словно пыталась разглядеть истину в моем лице.

— Если ты хоть раз еще солжешь мне…

— Никогда больше, — заверил я ее. — Мы в этом вместе. До конца.

Ее взгляд смягчился.

— Расскажи мне все, — попросила она. — Настоящий план. Всю стратегию.

И я рассказал. О встречах с представителями Continental Trust, о перемирии, которое я заключил, чтобы выиграть время. О тщательном сборе информации изнутри. О создании сети инвестиционных трастов, которые не только приносили деньги, но и позволяли отслеживать финансовые потоки противника.

По мере моего рассказа напряжение в ее позе постепенно таяло. Она задавала точные, профессиональные вопросы. Делала пометки в блокноте.

— Это опасно, Уильям, — сказала она, когда я закончил. — Ты играешь с огнем.

— Знаю. Но другого пути нет.

Она отложила блокнот.

— И что теперь? Теперь, когда я знаю правду?

— Теперь мы работаем вместе. По-настоящему, — я придвинулся ближе. — Твои журналистские навыки, мой доступ к инсайдерской информации. Вместе мы сможем не только раскрыть их заговор, но и сорвать его. Но только ты не должна действовать одна, без согласования со мной.

Элизабет смотрела на меня долгим, оценивающим взглядом. Затем произнесла:

— Тебе предстоит долго восстанавливать мое доверие.

— Я знаю, — ответил я. — И готов работать над этим.

Приглушенный свет настольной лампы отбрасывал мягкие тени на ее лицо. Снег за окном усилился, создавая иллюзию отрешенности от внешнего мира. Мы были одни в этом маленьком островке тепла и света.

— Я скучал по тебе, — произнес я тихо. — Каждый день, пока ты была в Европе.

Уголок ее губ дрогнул в намеке на улыбку.

— Не думай,