Тьма. Том 4 - Лео Сухов

и главой семейства он, молча поклонившись, поставил по бокалу, в которые плеснул какой-то янтарной жидкости. Судя по запаху, хорошо выдержанный арбун — это было местное название коньяка.

Кстати, тоже своего рода символ. Этот прижившийся на Руси напиток использовали, чтобы сгладить сугубый официоз деловых встреч.

— Если вы про возможность иметь всего одного ребёнка, то да… — вежливо пригубив, кивнул я.

— Да, один, и всегда девочка, — подтвердила Волкова. — Обычно новые знакомые, хоть и не подают виду, но удивляются нашей с Таней разнице в возрасте… Но мы к этому готовы. И, кстати, должна отметить вашу выдержку: вы, Фёдор, даже бровью не повели.

— У меня мелькнула мысль, что это как-то связано с вашей родовой особенностью… Однако не буду обманывать, уверяя, что мне безынтересно, почему так сложилось… — не стал я врать женщине, которая, судя по возрасту и взгляду, раскусила бы меня ещё на первом слове лжи.

И правильно сделал. Волкова понимающе кивнула, улыбнувшись тонкими губами.

— Я всегда была единственной наследницей своего рода, Фёдор, — пояснила она. — И когда ты единственная наследница, которая в будущем займётся всеми делами рода… А этих дел, поверьте мне, немало… В общем, в подобной ситуации ты себе многого не можешь позволить. Так мне объясняли в детстве, и тому же я учу Таню. И пусть она выглядит как обычная девочка из училища, но поверьте: она уже понимает и знает значительно больше, чем многие другие.

— Должен сказать, она никогда не показывает этого… — я воспользовался паузой и постарался сделать своеобразный комплимент воспитанию однокашницы.

Судя по кивку Волковой, ей комплимент пришёлся по душе.

— И не должна, Фёдор. Всё верно. Это тоже часть воспитания. Мы не ставим перед собой задачу выделиться в обществе. Скорее, наоборот. Однако моя дочь знает, что в некоторых вопросах ей придётся, как и мне в своё время, проявить большую ответственность. Даже если природа будет требовать своего, сдаваться ей нельзя. Я про замужество…

Я качнул головой, показывая, что понял, и, чуть пригубив арбун, отставил стакан в сторону.

— … В итоге, мужа я нашла, когда мне уже было сильно за пятьдесят. Да и беременность наступила не сразу… А все, кто встречался мне на пути до супруга… Скажем так: многие из них были отличными людьми, но вряд ли бы смогли стать мужем главы рода, в котором никогда не родится мальчика-наследника. А другие обладали рядом качеств, которые не позволяли им стать отцом моего единственного ребёнка. Хотя, видит Бог, я любила этих людей!

Волкова покачала головой и замолчала. А я решил внести свою лепту, чтобы как-то вывести наш разговор дальше:

— Это тяжёлое бремя, но необходимое в вашем положении…

— Верно, и я рада, что вы это понимаете! — согласилась Волкова. — В таком случае вам не составит труда догадаться, почему вопрос, который нам с вами необходимо решить, выходит за рамки обычной благодарности…

Вот я и выяснил, почему меня пригласили для разговора в кабинет, а не отдали конверт в столовой.

А заодно прояснил для себя, что местами я жуткий тугодум.

Каюсь, в таком ракурсе вопрос спасения Волковой я банально не рассматривал. А она ведь не просто дочь именитых бояр, но и единственная наследница рода. Не стало бы в тот злополучный вечер Тани — и спустя пару десятков лет род Волковых навсегда угас бы.

— Есть царский указ, который запрещает нам участвовать в управлении страной, в крупной промышленности и в важных делах, не связанных, скажем так, с нашими родовыми особенностями… Но этот же указ обещает остальным родам, двусердым и обычным, что любое посягательство — неважно, на главу рода или наследников — грозит личной местью всех Рюриковичей. А они — люди вспыльчивые, знаете, наверно…

— Не приходилось, к счастью, с этим сталкиваться, — улыбнулся я.

— Лично вам, конечно, пока нет, — кивнула Волкова. — А вот вашему роду как-то выпало…

Выдавать Малую и Верстова с их папочкой я не имел права. Пришлось лавировать между полуправдой и недосказанностью.

— О чём-то подобном я догадывался… К сожалению, фамильная история — для меня нечто вроде пустого звука. И не потому что я со своим родом не в ладах, не подумайте… А потому что его как бы… Нет… — поспешил я разъяснить свою позицию собеседнице.

После чего улыбнулся и развёл руками, продолжив:

— Он исчез задолго до моего рождения. А моя мать постаралась сделать всё, чтобы я о своих предках ничего не знал. И хотя некоторые сведения я собрал в сети, но какой-то связи с родом не чувствую.

Волкова задумчиво покивала, видимо, что-то взвешивая, прежде чем отвечать:

— Это немного облегчает мою сегодняшнюю задачу… Как вы понимаете, в свете всего сказанного мною, вы не просто совершили благородный поступок, когда спасли мою дочь. Вы, скажем так, вогнали мой род в огромные долги. Настолько огромные, что расплатиться по ним будет сложно…

Поскольку и к ней, и к её мужу мне ещё в начале вечера разрешили обращаться по имени, я не мог в эти моменты не испытывать определённого смущения.

Однако на сей раз справиться с ним вышло быстрее, чем обычно:

— Анастасия, право слово, я не могу считать вас настолько должными мне… — проговорил я. — Я ведь тогда не знал, из какого Татьяна рода. Просто, столкнувшись с плохим человеком, спасал девушек и своего кота… Я ведь, можно сказать, выходец из обычных, поэтому только учусь выяснять такие тонкости…

— Посмотрите на ситуацию с другой стороны… Если вы бы навредили моей дочери — это не уберегло бы вашу семью, Фёдор, от царского гнева, — с улыбкой заметила Волкова. — И ваше незнание стало бы, скорее, отягчающим обстоятельством. А значит, и напротив, не зная важности, вы не должны избежать достойной награды. Но я вас услышала… И благодарна, что вы не собираетесь давить на нас в плане соразмерной благодарности. И всё же я постараюсь, чтобы она такой была. Честь по чести…

Открыв один из ящиков письменного стола, она достала папку для бумаг в кожаном переплёте. И один лишь вид этой папки вызвал во мне лёгкий трепет: от неё буквально за версту несло чем-то чрезвычайно дорогим, но при этом обыденным.

— Вы сталкивались с такими папками, Фёдор? — удивилась Волкова, заметив мою реакцию.

— Нет, но… У подобных вещей есть, как бы это сказать…Своё дыхание. Кажется, это очень