Тренировочный день 6 - Виталий Хонихоев

— … на самом деле я и не узбечка вовсе. — говорит Айгуля, лежа рядом и подкидывая его ладонь своей ладонью: — у меня папа русский был. Но в аварию попал. А в кишлаке и не жила почти, когда в гости приезжаю — половину не понимаю, чего говорят. Якши, якши рахмат… половину не понимаю, честное слово. Мы в Ташкенте жили сперва, а в Айри-кишлак к бабушке приезжала на лето, а потом сюда переехали. Знаешь, как сейчас помню, с утра бабушка встает раньше всех и на кухне гремит посудой, начинает тесто для лепешек заводить, у нас в каракалпакском ауле хлеб никто не покупает, все лепешки сами готовят, у бабушки самые вкусные лепешки всегда были… до сих пор помню — горячие, мягкие, с хрустящей корочкой…

— Ммм… — неопределенно отвечает девушке Виктор, который находится на грани сна и бодрствования. Засыпать под откровения Айгули как-то неудобно, так что он усилием воли поддерживает себя от того, чтобы не закрыть глаза и не захрапеть, хотя спать очень хочется. Сперва день выдался волнительный, соревнования, потом ресторан, потом беседа с Соломоном Рудольфовичем, потом Айгуля, Маша и Лиля поехали на квартиру к Лиле… а он до сих пор так глаз и не сомкнул. Из-за этого все происходящее вокруг казалось каким-то нереальным, и бледный свет раннего летнего утра, пробивающийся через шторы и рисунок на обоях и одеяло, которое наполовину сползло на пол, ничего уже не прикрывая и не согревая.

— У моей бабушки киляна Ясмина была, она в тандыр лепешки прилепляла, так у нее ресниц вовсе не было, она шутила что все в тандыре сгорело. — продолжает вспоминать Айгуля: — а я помогала раскатывать тесто. И заводить тоже. Собака у бабушки была, черно-белая такая, маленькая, но шустрая, Тузиком звали.

— Тузиком? — вяло удивляется Виктор: — вот прямо Тузиком?

— Ага. Тузиком. Я с ним три лета подряд играла, а потом он убежал. На три дома жил, поганец, у бабушки киляна Ясмина и киляна Наташа, вот к ним в дома и бегал, там поест, тут поест, в гости зайдет… мы думали, что он в другом доме пропал, вот и не искали. А он под машину попал. — вздыхает Айгуля.

— Ммм… — невпопад отвечает ей лежащий рядом Виктор. Она поднимает голову и смотрит ему в лицо. Заснул наконец.

— Спишь? — спрашивает она. Ответом ей служит негромкий храп. Она кивает. Значит спит. Приподнимается на локте и оглядывает диван. С той стороны от Виктора спят Волокитина и Бергштейн, спят в обнимку, Лилька прижалась к Машиной груди и лицо у нее во сне такое… блаженно-счастливое, даже несмотря на фингалы под глазами. Некоторое время Айгуля изучает девушек. Невольно восхищается скульптурными изгибами Бергштейн, та словно из розового мрамора изваяна, руками Микеланджело или Джана Лоренцо Бернини. Каждая линия — совершенство, а все целиком, да еще из без одеяла, с откинутыми в сторону волосами и полуоткрытым ртом, все целиком — может и удар у неподготовленного человека вызвать.

— Картину бы с вас рисовать. — ворчит она себе под нос: — «Комсомольская оргия» назвать. Или там «Спящая коммунистка». В стиле соцреализма. Лилька, Маша! Спите? — в ответ тишина. Она садится на диване и оглядывается вокруг в поисках своей одежды. Спать ей почему-то вовсе неохота, хотя вроде весь день на ногах была, но поди ж ты — ни в одном глазу. Охота поговорить с кем-нибудь. О том, как она наконец показала все, на что способна, как перестала боятся — и на площадке, и в личной жизни. Раньше во время ответственных соревнований на нее всегда ступор находил, коленки слабели и руки дрожать мелкой дрожью начинали. Ладони потели, а под ложечкой, в солнечном сплетении начинало предательски сосать… потом она втягивалась, забывала о том, где она и начинала играть нормально, но все равно — стоило оглянуться и понять, что она не на тренировке и что на ней скрестились взгляды многих людей — как сразу же возвращалась слабость. То же самое и в личной жизни… она никогда бы не решилась просто первой заговорить, не то что… вот такое. Айгуля еще раз осмотрела всех лежащих на диване и вздохнула. В ее родном кишлаке ее за такое бы назвали гулящей девкой, но она давно уже не девочка и сама решает, что делать. И потом, времена домостроя прошли, женщина тоже человек в стране Советов, хотя, конечно, стыдно, если подумать. Но внутри что-то ликовало — она смогла! Играть в полную силу! А потом — не стушеваться и пойти вместе с Лилькой, Машей и Витькой на квартиру и там тоже — не испугаться и не уйти домой, а признаться Витьке… ну хорошо, не словами, но другим способом! Все равно они с Лилькой только номинально, видно же что Лилька не для отношений создана, она вообще стрекоза по жизни, лето красное пропела… а уж Волокитиной Витька вовсе не нужен. А вот ей — в самый раз. А что? Айгуля и Виктор… нормально же звучит. И… она вполне может сменить фамилию. Айгуля Полищук, вот. Или как Чамдар — она же для всех Аня, хотя на самом деле ее настоящее имя Ай-Кыс. Звучит смешно для русской речи, проще Анной назваться. И она тоже может. Анна Полищук. Или нет — Анюта. Да, свадьбу сделать летом, в саду у Федосеевых например, там такая красота! Она в белой фате, Витька в строгом сером костюме с галстуком, она его таким и не видела никогда. Если его постричь как следует, да волосы уложить… а то он вечно со своим ежиком на голове ходит. Но ничего, она за него возьмется, он у нее станет красавцем… но не слишком. Потому как тут такие акулы плавают… она еще раз оборачивается и смотрит на Машу с Лилькой.

Хмурится, пытаясь определиться со своими чувствами к этим двум. С одной стороны, она их должна ревновать, наверное. Потому как они тут чего только не вытворяли и с друг дружкой и с Витькой… она-то видела, как у того глаза горели. Но с другой стороны… они и с ней все это тоже вытворяли. И уж сама себе она могла признаться, что ей все это не было совсем неприятно. Вовсе даже не было. Наверное, даже