Воин-3. Логово тьмы - Дмитрий Валентинович Янковский

Мара осталась одна, но быстро сообразила, что без колдовства эта битва не обходится, поэтому решила ничему не удивляться, подскочила к коню и на всякий случай вытянула меч.

Ратибор заметил лося, когда тот уже готов был вцепиться в Волка. Стрелок перехватил меч поудобнее и, не разбираясь в причинах столь странных перемещений, изо всех сил шарахнул зверя за ухо. Клинок пронзил подгнившую кость.

Такого оборота Раздира не ожидала никак, ей надоело возиться с людишками, и она двумя укусами отхватила по здоровенному куску времени перед обоими. Теперь замерших в неподвижности витязей можно было жрать хоть сразу, хоть по очереди.

Молясь всем известным богам, Жур собрал остатки сил и ускорил время для Ратибора и Волка, позволяя им вернуться в настоящий момент.

Раздира осталась одна.

Волк с примотанным к деревяшке мечом почувствовал себя глупо. Ратибор ничего не понял, но вздохнул с облегчением – лося нигде не было видно. Мара радостно бросилась к витязям.

Раздира поняла, что противники оказались не так просты, как ей казалось, они уже второй раз уходят от нее, отставая во времени. То, что на этот раз они отпрыгнули не назад, а вперед, она в запале схватки не сообразила. Да и зачем? Она ведь четко помнила направление!

Отхватив здоровенный кусок времени, она провалилась еще дальше в прошлое. Никого… Неужели они настолько сильны, что с одного прыжка могут уходить дальше нее?

Раздира собрала все оставшиеся силы и рванулась в прошлое так далеко, как только могла. Прыжок вышел отменный – тварь прыгнула за черту собственного рождения.

Освободившись от темной твари, туша дохлого лося появилась в месте первого прыжка.

– Сдох… – Ратибор осторожноткнул тущу мечом. – А ведь до первых петухов еще ох как долго.

– Странный какой-то упырь, – согласился Волк.

– Странный, – тихо добавила Мара.

Но певец хотел сказать другое – он отчетливо чувствовал, что странность лютого чудища заключалась именно в его чуждости. Было оно чем-то удивительно похоже на жряка – выглядело в этом мире нелепо, страшно, словно бельмо на глазу. Явь рождает упырей, оборотней, даже совсем ни на что не похожих выжимиц, но это нечто совсем другое. Будто никакие законы привычного мироздания не имеют над этой тварью власти.

– Ты хоть понял, что произошло? – утирая грязное лицо не менее грязным рукавом, спросил Волк соратника.

– Хрен его знает… – почесал Ратибор зашибленное плечо. – Мне показалось, что я по три раза делал одно и то же. Словно время плутало и металось, как пьяный мужик в дремучем лесу.

– Я тоже копье два раза перевязывая, – нахмурился Волк.

Они засунули оружие в ножны, Мара, поняв, что все кончилось, тоже приторочила меч у седла.

– Не о чем говорить, – серьезно сказала она. – Волхвам расскажем, пусть думают.

– Во-во, – сощурился Ратибор. – Мы тут как раз знакомы с одним. Дюже странный, да к тому же слепой.

– Слепой? – подняла брови Мара.

– Ага… – В глазах стрелка мелькнули привычные насмешливые искры. – Познакомишься. Если на этом треклятом болоте нас еще кто-нибудь сожрать не попробует. До утра еще далеко, а шлепать по грязи, поди, версты две. Двинулись!

Он помог девушке забраться в седло, что вызвало у Волка показное равнодушие. На какой-то миг, обхватив Мару чуть ниже талии, Ратибор с удивлением понял, что она вызывает в нем очень странные чувства… Непривычные.

Талия как талия, ноги как ноги, сердце даже ёкнуло предвкушением желания, но почему-то сразу стало понятно, что он не хотел бы Мару на сеновале, как всех, на одну ночь. Он хотел бы…

Девушка удобно уселась в седле.

Он хотел бы…

– Пойдем, – нетерпеливо подогнал Волк.

Ратибор отпустил руки, поправил ножны и хмуро побрел на север. Он сам не знал, чего бы хотел. Он боялся Мары, боялся ее таинственности, непохожести на других, но в то же время он как-то сразу понял, что их связывает нечто куда большее, чем взаимная тяга разгоряченных тел. И. когда до него, изможденного битвой, дошло наконец… Никакая другая девка не стала бы с ним биться спина к спине. Вот что было главным. Все, кого он встречал, с кем душно дышал в густых запахах сена, все хоть как-то зависели от него. Или им от него было что-то надо, или он сам хотел взвалить на себя ответственность за других. Потому всегда и боялся: ответственность – тяжкая ноша. А тут… Мара бы прекрасно обошлась без него. И все же не обошлась, попросила помощи. Почему?

Почему рядом с ней не хотелось распускать хвост? Почему не хотелось показывать и доказывать молодецкую удаль?

И тут Ратибор вдруг отчетливо понял – они с ней одной крови. И она и он всегда сражались за жизнь, только он с мечом в руках, а она гораздо в более тяжких битвах – в битвах с односельчанами, с их тупым, равнодушным, обыденным мнением. И она победила, раз жива до сих пор, не замужем за нелюбимым, не с двумя детьми, не с заскорузлыми от пашни руками. В этой битве она отстояла главное – быть самой собой. А он в своих битвах просто выжил.

Они одной крови. Оба могли бы прожить друг без друга, и оба знают, что вместе легче. Все насмешки Мары стали понятны – Ратибор глядел в них как в зеркало.

Глава 12

Ратибор, Мара и Волк уже третий день сидели в остывающем хмуром Киеве.

Серое небо сочилось мелким холодным дождем, порывы ветра заносили лужи обрывками мусора. Денег совсем не осталось, Ратибор только облизывался, глядя через раскрытые ставни на проезжающие телеги, набитые рыбой, мясом и бочками меда. В княжьем тереме продолжался неугасающий пир.

– Может, заскочим, пожрем по-людски? – уныло вздохнул он, глядя на Волка.

– Честь не позволит, – привычно огрызнулся певец.

– Ну так спел бы на площади…

– Песни идут от души, а душу не продают за деньги.

Мара возилась у печи, шурудя бесполезный огонь – остывшие горшки тосковали по забытому делу.

– Честь… Придумал себе хреновину, чтоб ничего не делать… – Ратибор отвернулся от окна и уныло уселся за стол.

– А сам чего? – насмешливо поинтересовалась девушка. – Пойди да спой.

– Ну да… Мне можно в корчме спеть, а потом брать с хозяина деньги за то, что удалось разогнать упившихся посетителей. Или на поле ворон пугать. Тоже получится.

Мара достала из-за печки трухлявый мешочек, развязала, брезгливо понюхала.

– Горох, – присмотревшись, заявила она. – Сколько ему?

– А я помню? – отмахнулся Волк. – Наверно, еще до меня старый хозяин оставил.

– Похоже. Но есть можно. Сварить?

– Ну не дохнуть же… – почесал брюхо стрелок. Горох ели хмуро. Мимо окна везли мясо и рыбу.

Потом повезли мед. Во рту было сухо.

– Петь ты не умеешь. – Мара подула на парящую ложку. – Плясать тоже, пахать…

– Пусть кони пашут, – выбирая последние куски варева, буркнул стрелок. – Я воин.

– Придумал всякую хрень, лишь бы денег не зарабатывать, – мстительно ввернул Волк.

– Иди ты… – Ратибор облизал ложку и улегся на

лавку.

Глаза безразлично уставились в потолок.

– Ну и показал бы воинское умение, – усмехнулась Мара. – Вон кулачные бойцы за деньги на площади бьются. Или ты слабее?

– Я? – чуть повернул голову стрелок. – Чтоб я, как гороховый шут, махал кулаками на площади? Лучше сдохнуть. Слышь, Волчара, поехали печенегов в степи поищем. Развлечемся, отберем денег… Работы не больше, зато куда благороднее, чем на площади.

– Лошадь только одна, – напомнил певец. Ратибор снова уставился в потолок, полусонная муха лениво жужжала в углу. Скрипели нагруженные телеги. Хотелось есть.

– Скоро Жур с Микулкой вернутся, – напомнил он. – Привезут Камень, насовершаем подвигов, заживем как люди.

Волк доел, вздохнул. Убил муху.

– Хреново. – Вытер ладонь о стену. – Что-то мне разонравилась эта Явь.

– Другой все равно нету, – убирая миски, пожала плечами Мара. – Балаболы вы, бестолковые!

– Бабу тебе надо, – невпопад посоветовал стрелок Волку.

Мара только усмехнулась.

– А чего… Помогает. – Ратибор мечтательно растянул губы в улыбке. Угас. – Только не на голодное