Военный инженер Ермака. Книга 1 - Михаил Воронцов

Прохор подошёл, взглянул на пистолет, присвистнул.

— Вижу. Заморская работа. Тонкая!

— Пирит немного на золото похож, почти так же блестит. Если ножом по нему — начнет крошиться. И на язык горьковат. Но для нашего дела он важнее золота. Встретить его можно возле железных руд, среди скал, в глинистых отложениях. Особенно часто там, где раньше было болото или рядом с залежами угля, — рассказал я.

— Понял, — кивнул Прохор.

Затем Ермак высоко поднял руку и крикнул:

— Братцы! Повернитесь!

Казаки мигом повернулись и замерли. Снова наступила тишина. Только ветер гулял по верхушкам сосен шумел, да воронья стая кружила над полем боя.

Ермак выждал секунду и заговорил.

— Послушайте, что скажу. Дело вы сегодня сделали доброе. Победили окаянного супостата, не осрамились ни перед Богом, ни перед людьми. Руки ваши крепки, головы соображают быстро. Тот, кто хотел нашей крови, пролил свою.

Затем он снова выдержал небольшую паузу.

— Так вот вам моё слово: вечер сей — вольный. Можете посидеть, да выпить малость. Только чтоб без глупостей! А кто переберёт — сам перед товарищами стыдиться будет. Так что все, как принято у нас: с песней да с памятью о тех, кто не с нами.

Он махнул рукой и добавил уже почти с усмешкой:

— Отдохните сегодня, соколы.

Казаки заулыбались, кто-то хлопнул соседа по плечу.

… К вечеру дождь закончился, тучи на небе разбежались. Сумерки опустились на Сибир, залив городок серым светом. После победы в битве около рудника дышалось свободнее.

Возле острога разожгли костры и поставили столы, сооруженные из досок. Принесли лавки и бревна. На столы поставили рыбу, вяленое мясо, репу, хлеб, капусту. А еще крынки с кумысом и привозной брагой. Из погребов достали медовуху, вяленые ягоды. Кто-то притащил даже гору лепешек.

Казаки собирались группами — кто поближе к огню, кто с краю. Тянули брагу, закусывали. Шум стоял негромкий, ровный, как и все разговоры у костра. Люди казались уставшими, но довольными. Затем начали петь — негромко, вполголоса. Главным запевалой оказался сотник Иван Алексеев по прозвищу «Шрам». Он начал первым, незнакомую мне песню про Дон и ночную дорогу. Ее подхватили все.

Потом пошли разговоры. Рассказывали и о схватке на руднике, и о прошлых боях.

Кто-то объяснял, как снаряжали пушки, как стреляли. Кто-то — как татарин выскочил с саблей, а он его, значит, из пищали…

Я сел на бревно рядом с Лаптем и Макаром, то есть вроде как в команде «мастеровых». Хотя, черт побери, за последние дни я несколько раз участвовал в схватках, да еще в каких рискованных! Не каждому казаку такое выдается! И ножом победил татарина с саблей, и от пули уклонился… Ну да ладно. Бои выигрываются не только силой, но и умом. Без моих пушек неизвестно, как бы все произошло на руднике.

Скорее всего — никак. Поставили б большой отряд, и татары бы не атаковали. А так без потерь уничтожили большой диверсионный отряд Кучума. Гвардию, можно сказать. Элиту.

Я пытался держаться в стороне от выпивки, но и мне в ладонь сунули деревянную кружку с лёгким запахом хмеля. Пришлось пить со всеми, а потом закусывать.

Мы молча жевали, а потом Лапоть попросил взглянуть на трофейный пистолет.

— Хорош, — сказал он с некоторой завистью.

Я показал ему еще и сумку с пулями, пыжами и прочим.

— Хозяйственный был татарин, — хмыкнул Лапоть.

— Ага, — кивнул я. — Понять бы, откуда это у него. Кто-то из Европы или Москвы здесь появлялся.

Потом кто-то затянул частушку. Смеялись, не очень громко. Пели про баб у Волги, про коней, про горелку. Хотя и без особой пошлости.

Ермак тоже пришел. Встал у края, с чашей в руках, оглядел всех. Затем поднял чашу, сказал:

— Сегодня мы победили. Однако не забывайте, что завтра снова в дело. Но сегодня можно выпить.

Затем залпом осушил чашу и ушел.

А казаки вернулись к разговорам. Сидевшие рядом с нами плотники из команды Лаптя обсуждали, как сушить стволы под навесом, как бы ещё укрепить дула деревянных пушек, чтобы стрельнуть второй раз. Другие казаки говорили про набеги, про схватки, про страшных чудовищ, прячущихся в сибирских лесах. А кто-то сидел молча и смотрел на огонь.

Царила темнота, разбавленная неярким светом костров.

— А я вам вот что скажу, — рассказывал худощавый казак, поправляя нож на поясе. — Было это лет десять назад, когда я по Волге шастал. Зашли мы тогда в одно село, меж болот, заброшенное. Люди там — ни крестов, ни икон, всё молчаливые, как будто глухие от рождения. Глаза светятся непонятно, будто в них луна отражается.

Переночевать нас пустили, но староста сказал: «Лучше уходите, а то вдруг туман ляжет». Мы посмеялись. Мол, тумана бояться — не по-казачьи.

А как вечер наступил — туман и правда пришёл. Не туман, а муть какая-то, сизая, будто живая. И началось…

Ночь, мы в избе сидим. Вдруг — тук-тук. Сначала тихо. Потом громче. Будто кулаком, потом ладонью, потом всей тяжестью. Дверь ходуном заходила.

Мы с Филатом к двери — кто там? Тишина. Только снова тук. Филат приоткрыл щёлку — и хлопнул резко: «Не смотри туда». Но я всё равно глянул. Там что-то стояло… не зверь и не человек. Спина горбатая, лицо в шерсти, пальцы — длинные, костяные, только что скребли по косяку.

Не впустили мы его, понятное дело! До самого рассвета сидели со свечами и с ружьями. А как солнце появилось — осторожно выглянули. Никого! Только на дереве у двери — борозды, будто когтями прошлись.

С тех пор — если туман, я хоть три раза пьяный — а дверь на засов.

— Заливаешь… — посмеивались над рассказом казаки.

И тут я заметил её.

Чуть поодаль, около избы, в полутени, стояла Даша. Та самая, из лекарни. Которая как я и любит купаться в холодной воде Иртыша.

Мне показалось, что она смотрела на меня.

Я опустил глаза, сделал вид, что пьяный. Потом снова посмотрел — она всё ещё там. Не двигается. Как будто ждёт. Как будто зовёт.

Я встал и пошел к ней. Она скользнула в темноту, дальше от костра. Дойдя до места, около которого она стояла, я заглянул за угол и снова увидел Дашу.

Вот она, около другой постройки.