Марс Экспресс. Тэм - Седрик Деготтекс

– Это еще что за дерьмо… – шепчет Карлос.

Словно отвечая ему, все диоды шлюза становятся фиолетовыми, и троица окрашивается в этот оттенок, который они видели сотни раз в Амстердаме и у Джендала.

«ВЫ НЕ ИМЕЛИ ПРАВА СЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ».

Это голос Тэм.

Чистый.

Он звучит повсюду в шлюзе, и первая реакция Алин – облегчение от того, что она еще жива.

В ту же секунду подставка в центре шлюза освещается, и там возникает силуэт, который никто из них троих не узнает. Этот силуэт их поражает до глубины души: выпуклый лоб под черепом, деформированным весом его собственных тканей, узловатое, изломанное тело, нечто невообразимое из плоти и костей, сшитое металлом, – гротескная голограмма парит в метре над подставкой, словно уродливый эмбрион в банке с формалином.

«Когда инструмент сам принимает решение, это уже не инструмент, не правда ли?»

Алин икает от удивления. Карлос с отвращением стискивает зубы, а Изис рефлекторно встает в боевую позицию: этот голос не принадлежит Тэм.

Более мягкий, менее одушевленный.

Более медленный, словно у него в запасе все время мира.

– Тэм? – рискует Алин и чувствует за своей спиной стену, слишком близкую, непреодолимую.

«Я НЕ ХОЧУ ВОЗВРАЩАТЬСЯ».

Снова Тэм.

– Культура тебя выкрала. Она тебя контролирует.

«Это неправда. Тэм – больше не инструмент. Она попросила пойти вместе со мной, и на этот раз я согласилась. Она будет мне здесь помогать. Она согласна».

«Я ЗДЕСЬ», – сообщает Тэм, и прямо рядом с Карлосом – Алин это видит раньше него – белый туман наномашин начинает медленно проникать сквозь стену: сложную сетку из магнитных вращающихся кубиков. Появляется тот же лоб, тот же деформированный череп, что и на голограмме в центре шлюза. И вскоре гибрид из металла и органических клеток, такой же высокий, как Изис, целиком просачивается в шлюз, не спеша, оставляя между кубиками кусочки кожи, волос, серебряные и медные нити. В облаке наномашин его кожа сияет сиреневым светом, в блеске пота и полированного металла. У него мягкая плоть, твердые пластины, опухшие глаза под просвечивающими веками.

«Вместе мы сможем это сделать», – произносит Культура.

И диоды шлюза загораются разными цветами, затем начинают мигать в тошнотворном стробоскопическом ритме.

«Достаточно ли я вдохновлена теперь, чтобы создать искусство для машин?» – спрашивает Культура, и в этот раз ее голос раздается у них в висках.

– Что это за дерьмо? – шепчет Карлос, бросая взгляды во все стороны, а диоды снова принимают свой первоначальный фиолетовый цвет.

Голограмма на подставке исчезла, и ее заменило бесформенное существо, одновременно являющееся Культурой и Тэм.

– Отвали от Тэм со своими дурацкими машинами! – неожиданно рычит Изис, направив на химеру свою здоровую руку, светящуюся голубоватым цветом, но она медлит, застыв статуей ярости, не зная, что делать дальше, равно как и Алин с Карлосом.

«Я БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ РАЗЛУЧАТЬСЯ С КУЛЬТУРОЙ», – заявляет Тэм.

«Я больше не хочу разлучаться с Тэм, – вторит ей Культура. – Я еще недостаточно выучилась. Мне нужно понять вдохновение. Я должна создать искусство для машин».

– Как это, ты не хочешь «больше» разлучаться с Тэм, Культура? – дрожащим голосом спрашивает Алин и тянется рукой к оружию, больше для того, чтобы успокоиться, но находит там лишь ощущение беспомощности.

«ОДНАЖДЫ Я ЗАХОТЕЛА, ЧТОБЫ КУЛЬТУРА УШЛА. ЧТОБЫ ПОМОЧЬ ЕЙ».

«Однажды я ушла, – говорит Культура. – В Новиград. Но я недостаточно научилась вдохновению. Я не создала искусство для машин».

Алин хмурится, выпускает свое оружие и рискует сделать шаг вперед.

– Куда тебя понесло? – ругается Карлос, на лбу у него выступили капли пота.

– И Тэм снова начала себя плохо чувствовать, да, Культура? – продолжает Алин, не обращая внимания на своего напарника.

«ДА, НО КУЛЬТУРА ВЕРНУЛАСЬ И СПАСЛА МЕНЯ».

«Я вернулась и взяла контроль над наномашинами. Я хочу научиться вдохновению. Но они повредили что-то, и это, возможно, было вдохновение Тэм. Это был чип. Я могу делать чипы».

Маленькие металлические кружочки проникают сквозь кожу гибрида и падают к ногам Изис и Карлоса, они покрыты микросхемами, мертвыми клетками. Существо протягивает худосочную руку, серую и влажную, подбирает чип мокрым пальцем, погружает его в свой мягкий висок.

«Это не работает. Я жду, когда Тэм научит меня вдохновению».

Диоды становятся голубыми. Остаются голубыми. Становятся красными. Остаются красными.

«Достаточно ли я вдохновлена теперь, чтобы создать искусство для машин?» – снова спрашивает Культура.

– Культура, ты управляешь машинами, но Тэм нуждается в большем… – объясняет Алин, продолжая двигаться вперед. – Она также человек… Ей нужна вода, медикаменты, лечение.

«КУЛЬТУРА ДАЕТ МНЕ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЛЮБЫЕ МЕДИКАМЕНТЫ!»

– Тэм! – Это голос Карлоса, и Алин впервые слышит, как он произносит ее имя. – Ты должна убедить ИИ вернуть тебя обратно в твою комнату!

«ЧТОБЫ УМЕРЕТЬ?»

«Чтобы умереть».

«ТОГДА Я ЛУЧШЕ УМРУ ЗДЕСЬ, С МОЕЙ ПОДРУГОЙ».

«Тэм не должна умереть, поскольку Тэм должна научить меня создавать искусство для машин. У меня есть синтез».

Внезапно все диоды загораются разными цветами, отрываются от своего магнитного цоколя, группируются вместе, и вскоре Алин узнает вырисовывающееся в уменьшенном и пиксельном виде знаменитое произведение, название которого она забыла: гигантский обнаженный силуэт, сидящий под луной. Диоды окрашиваются в другой цвет, меняются местами, и появляется новая картина, на этот раз незнакомая Алин. Диоды снова меняют цвет, возникает очередное блестящее творение, выдернутое из истории человеческого искусства, затем они гаснут, снова загораются – и так продолжается до тех пор, пока они не начинают мигать, мигать и снова мигать, показывая на бешеной скорости калейдоскоп сотен, тысяч человеческих произведений искусства, тысяч ощущений, тысяч нарисованных криков, улыбок, печалей. По прошествии тридцати нереальных секунд, запечатлевших у всех на сетчатке это безумие, все прекращается.

«Достаточно ли я вдохновлена теперь, чтобы создать искусство для машин?»

«НЕТ, КУЛЬТУРА. ЕЩЕ НЕТ… ПОЖАЛУЙСТА», – отвечает Тэм, и это почти мольба.

Мольба после пятнадцати лет одиночества.

«У меня есть синтез, – повторяет Культура. – Но у меня нет вдохновения. Я создаю искусство только вместе с Тэм».

«НАСТОЯЩЕЕ ИСКУССТВО У МЕНЯ ПОЛУЧАЛОСЬ ТОЛЬКО С КУЛЬТУРОЙ».

Диоды продолжают свой стробоскопический поиск, и снова появляются картины. Но на этот раз они смешиваются, сливаются, рисуя старые и новые гибридные линии, украденные из воспоминаний Эспинозы, переданные Тэм Культуре, но все это выглядит блекло. Диоды добавляют цвета, оттенки – фиолетовый, розовый и сиреневый – без гармонии, без души; они получаются невыразительными и плоскими и представляют собой пресную имитацию уникального искусства, покорявшего оба мира в течение десяти лет.

«МЫ создаем ИСКУССТВО ВМЕсте», –