Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 5 - Стас Кузнецов

Я хлопнул себя по лбу. И как я сразу то не допетрил⁈

— Ты прав, я его нашёл! — объявил я Томашу.

— То-то же, — усмехнулся Томаш, догадавшись обо всем раньше меня.

— Может, ты ещё помнишь, как завладеть чужим сознанием? — с надеждой предположил я, инструкции Полумны показались мне слишком поверхностными.

— Ммм… Теоретически, — покраснев, признался Томаш. — Наша преподавательница мадам Кинч — считала практику слишком опасной. А тему управления чужим сознанием вообще считала ненужной детям. Она считала, что это слишком тёмная материя. Не дай Триликий какой-нибудь зверек или насекомое умрёт от разрыва сердца, когда ученик в него подселится.

— Ну тогда выкладывая хотя бы теорию, — вздохнул я.

Я всё больше укреплялся в том, что обучение в этой чертовой Академии — пустая трата времени.

Томаш стал так путанно и нудно излагать мне научный метод управление сознанием, что у меня мозг стал закипать, а голос Томаша, казалось, обрёл женские металлические нотки преподавательницы мадам Кинч.

По словам Томаша, я должен был сосредоточиться на объекте и через эмпирический метод уловить сущность комара, и эту пойманную сущность наслоить на своё сознание. При этом четко осознав себя не собой, а его не им. Но осознав себя не собой, я должен был осознавать себя комаром.

Итожа, Томаш безапелляционно предостерег, что в случае, если комара прихлопнут или его организм не выдержит боли от внедрения в его тело чужого, намного более развитого сознания, то помрет не только комар, но и я.

Я сто раз пожалел, что спросил. Хорошо ещё, что сообразительная Венди через Полумну объяснила всё просто и доступно и не стала меня запугивать летальными последствиями провала.

— Лучше бы ты и в этот раз всю эту хрень не запоминал, — буркнул я.

Я приподнял склянку с комарами и внимательно вгляделся в копошащихся в ней насекомых.

— Эрик, ты не хочешь сначала мне плечо подлечить? — неуверенно то ли спросил, то ли попросил Томаш. — Я был бы тебе признателен. Я пригожусь тебе сегодня вечером.

Я поглядел на Томаша, прикидывая. Бинты у него опять напитались кровью. Лицо заострилось, лоб поблескивал от пота.

На языке вертелся упрёк, что может стоит воздерживаться от физических нагрузок и тогда всё будет пучком. Однако давать непрошенные советы я поостерегся.

Этой ночью мне действительно необходимо было мобилизовать все ресурсы. А раз у меня теперь есть неограниченный источник энергии, то почему бы его не использовать.

— Ну давай, подлатаю, — как будто делая великое одолжение, согласился я.

Иначе ведь опять не оценит, я ему ногу в прошлый раз спас, а он мне и спасибо не сказал.

Я прикрыл глаза и стараясь не спешить, сосредоточился на ране Томаша, восстанавливая клетки и сращивая ткани. Благо, рана была уже частично мной же подлечена, и оставалось только начать да закончить.

И всё же, ломать не строить, а строить не ломать. Целительство дело непростое. И я свой резерв на процентов тридцать опустошил. Восстанавливался же он всё равно не мгновенно.

— Спасибо, — в этот раз поблагодарил Томаш.

Я кивнул. Развернулся к Томашу с Филом спиной, чтобы они меня больше не отвлекали и вновь сосредоточился на комарах.

Мне приглянулся один особо крепенький, крупный комар. Я стал внимательно наблюдать. Он вяло перебирал лапками, подергивая хоботком, крылья его безвольно повисли лохмотьями на спинке. И лишь иногда он лениво взмахивал ими с противным жужжанием пытаясь взлететь.

Я сфокусировал внимание только на нём, стараясь заглушить все посторонние мысли, все отвлекающие человеческие чувства. В этом здорово помогло дыхание. Вдох я пропускал от низа живота до самой макушки, а выдох — от макушки до живота. Простейшая техника медитации.

Первое что я понял, что комар не самец, а самка. И ей движет один инстинкт, одно древнее женское желание — воссоздать в себе новую жизнь. Ради этого она была готова пожертвовать собой. Её жажда крови являлась лишь способом для достижения главной цели — оставить после себя потомство.

Я почувствовал сначала жалость к этому нелепому, всеми ненавидимому существу, но это чувство быстро смазалось, растворившись в желании плодиться и размножаться. Оно росло, ширилось и взорвалось жгучей болью.

Боль нарастала, заглушила собой всё остальное. Свет в глазах померк. Моё сознание, как сломанный телевизор зарябило помехами.

Комар выпал из поля зрения и все внутри съежилось, захолодело.

Я потерял связь с реальностью и способность мыслить ясно. Во мне кружились какие-то ошметки меня, а я сам будто растворился в чьём-то сером вязком сознании.

Хорошо ещё, что у меня был опыт перекидываться в сокола. Иначе с моей головкой случилась бы совсем беда и пришлось бы мне остаток жизни ходить под себя и пускать слюни.

Конечно, обращение в сокола происходило иначе, более естественно, органично. Вместе с тем, при обращении в сокола переплавлялись не только наши с ним сознания и тела, но и души. Один не угнетал и не подавлял другого, а скорее сливался с ним в единое целое, и вместе мы становились чем-то больше себя самих. Сокол и человек — два акта творения настоящего чуда матери природы во всей её полноте, гармонии и мудрости.

Здесь же всё происходило через насильственное подавление одного другим.В ушах раздавался затравленный писк, задавленного съёжившегося сознания комара, которое билось в нечеловеческом ужасе.

Моё сознание слишком широкое, слишком мощное и разумное не могло даже наполовину вместиться в примитивном теле комара. Поэтому я перетёк в него лишь частично, большей частью оставшись в своём теле. Подобное раздвоение было, мягко говоря, дискомфортным, будто одна часть меня зависла где-то между небом и землёй в состоянии свободного падения, а другая вынуждена была за этим всем наблюдать со стороны.

Я не догадался прежде, чем начать экспериментировать, продумать, как комар сможет вылететь из банки. Поэтому то, что я не совсем потерял связь со своим собственным телом, сослужила мне хорошую службу.

С огромным трудом, но я сумел отдать команду своему человеческому телу попросить Томаша с Филом выпустить комара.

Голос прозвучал деревянно, слова приходилось выговаривать по слогам, движения у меня тоже выходили роботизированы, но на безрыбье, как говорится…

— Эрик, с тобой всё нормально? — с небольшим запозданием, как в некачественной озвучке, донёсся до меня голос Фила.

Я с горем пополам кивнул, стараясь подавить раздражение на этих недотёп, которые тратят мои время и силы на глупые вопросы. Когда они уже научатся не