Немое Заклинание - Николай Павлович Иванников

— Мысли⁈ — вскричал я. — Вот именно, маркиз — это просто мысли! Как можно наказывать за мысли⁈

— Если эти мысли были в адрес будущей Великой княгини, то это будет расценено, как посягательство на честь княжеской персоны.

— Черт возьми… — с трудом проговорил я. — Герр Глапп не так давно об этом мне что-то рассказывал. Там шла речь о каком-то весьма суровом наказании.

— Все верно, — кивнул маркиз де Бомбель. — Завтра вашего друга четвертуют…

Глава 16

Принцесса принимает поздравления, а маркграф дает надежду

Происходящее с трудом укладывалось у меня в голове. Но тяжелее всего было сознавать тот факт, что ты ничего не можешь со всем этим поделать. По законам Сагара обер-вахмистр совершил тяжкое преступление. И по тем же самым законам он должен был ответить за это своей кровью.

Мне вспомнились все те ужасы, о которых рассказывал герр Глапп еще совсем недавно, упоминая о казни за подобное преступление, и меня даже передернуло.

— Мы сможем ему как-то помочь? — с надеждой спросил я у маркиза.

Тот медленно покачал головой.

— Я не знаю, друг мой, — признался он. — Попробую выяснить, что можно сделать, но не могу ничего обещать. Это очень серьезное обвинение. Можно постараться убедить маркграфа Хардинера, что все это просто ошибка, но я не уверен, что он сможет как-то помочь в этом вопросе.

— Нужно пытаться! — горячо заявил Кристоф. — Мы сопровождали карету принцессы в Приграничье по ту сторону Зильберхали, и на всем пути до Сагаринуса по эту сторону. Все это время герр Глапп честно исполнял свои обязанности и вел себя крайне достойно! Великий князь не сможет пренебречь такими свидетельствами, какими являемся мы с мсье Сумароковым!

— Молодой человек, — сказал маркиз строгим тоном, — скажите, вы умеете читать мысли?

— Нет, — не очень уверенно отозвался Кристоф. — Не умею.

— Значит, вы доподлинно не можете знать, какие мысли были в голове у мсье Глаппа во время пребывания его в карете вместе с принцессой?

— Нет, но…

— Значит вам нечего будет сказать перед лицом Великого князя! Только собственные домыслы. А князь Ульрих терпеть не может, когда кто-то донимает его своими домыслами! Прошу идти за мной, господа!

Сказав это, маркиз размашистым шагом устремился к ступеням дворца. Гвардейский караул все еще стоял в две почетные шеренги, и расходиться, похоже, не собирался.

Мы торопливо преодолели все многочисленные ступени и прошли в высоченные двери из красного дерева, обитые серебряными пластинами, на которые был нанесен какой-то замысловатый узор. И оказались в колоссальных размерах зале, уставленном резными колоннами.

Свод этого зала терялся в сумраке над нашими головами, и казалось, что его нет вовсе, а притаился где-то в недосягаемой вышине скрытый проход в какие-то иные пространства. И оттуда, с этой вышины, спускались на мощных цепях многочисленные люстры таких грандиозных размеров, что каждая из них вряд ли смогла бы разместиться на первом этаже моего дома.

Сотни свечей светили ровным неподвижным светом. Огромные витражи из разноцветного стекла изображали какие-то сцены из местной истории, мне совершенно неизвестной: тут и там всадники в доспехах кололи друг друга пиками, сражались на мечах и поднимали золотые кубки в честь побед в каких-то своих великих битвах.

Впрочем, особо всматриваться в содержание этих витражей времени у меня не было. Пройдя почти до середины зала, мы остановились за спинами сгрудившихся там придворных. Они негромко переговаривались между собой, и я понял, что различаю не только немецкую речь — слышны были фразы и по-английски, и по-французски, и по-испански, и даже по-русски, черт меня возьми!

Между прочим, по-русски щебетали между собой две дамы неопределенного возраста. Их лица были настолько сильно выбелены специальной пудрой, что походили на гипсовые маски, под которыми сложно было прочесть не только возраст, но и черты лица. То, что при русском дворе казалось лишь тенью странной парижской моды, здесь было каким-то гипертрофированным, приобретало небывалый, если не сказать уродливый, размах.

— Князь Ульрих сегодня на удивление свеж и бодр, несмотря на долгую дорогу! — говорила одна дама, с крупной родиной на левой щеке. По голосу я бы дал ей лет около тридцати.

— А принцесса в жизни выглядит несравненно лучше, чем на своем портрете! — вторила ей другая — невысокая, но компенсирующая этот недостаток с помощью грандиозной прически, которая значительно возвышалась даже надо мной.

Что-то мне подсказывало, что она старше своей собеседницы лет на десять.

Я посмотрел над головами придворных вглубь зала и увидел, что там, промеж двух могучих колонн, на мраморном постаменте установлен широкий золотой трон. Уж не знаю весь ли он был сделан из золота, или же просто был покрыт позолотой, но выглядел он впечатляюще.

Собственно, на постаменте стояло сразу два трона, но одни из них был сейчас пуст, а второй же занимал князь Ульрих в весьма расслабленной позе — ссутулившись, широко раздвинув колени и низко свесив голову. При этом он смотрел перед собой исподлобья и с неким, как мне показалось, недовольством.

Мне подумалось, что если напудренная дама с родинкой на щеке посчитала этот вид Великого князя свежим и бодрым, то сложно представить, как он выглядит уставшим. Принцесса Фике стояла рядом с троном, придерживаясь за его массивную золотую спинку. Она выглядела бледной и крайне усталой, но при этом терпеливо держала царственную осанку и подбородок ее гордо смотрел вперед. Имей я сейчас такую возможность, я непременно поздравил бы ее за умение владеть собой.

Перед Великим князем стоял некий человек в очень объемном парике с крупными буклями и что-то монотонно читал по-немецки с длинного свитка.

Герцогини заметно не было. Должно быть она затерялась где-то в первых рядах придворных.

— Принцесса стоит около трона, — недовольным тоном заметил Кристоф. — А князь даже не предлагает ей занять место подле себя!

— Дорогой Кристоф, — ответил ему на ухо маркиз, — церемония княжеского венчания состоится только завтра, и до той поры принцесса будет оставаться просто подданной князя Ульриха. Она сможет занять трон рядом с ним только тогда, когда будет проведен надлежащий ритуал, и она по закону станет женой Великого князя.

— Но принцесса крайне устала с дороги! — все тем же недовольным тоном