Маньякой 2 - Константин Владимирович Ежов

в этот раз сам трепанацией полностью не заниматься, а воспользоваться полным набором услуг цивилизации, чай не в Колумбии, где из инструментов считай один шуруповёрт ибыл.

Там и разложили "гостинец".

Милтон. Или как там его на самом деле. С трудом верилось, что этот слишком гладкий парень, бросавшийся фразами, как чаинками в кипяток, уже не представляет угрозы. Но своим глазам тоже верил, да и своей Мику. Она не ошибается. Не потому, что не может – потому что не позволяет себе. Малый аркан не дарит второго шанса.

Работал в тишине. Точнее, в почти тишине – автохирург слегка посапывал, вырезая аккуратный эллипс вокруг темени. Череп, как ни странно, оказался на редкость стандартным. Без татуировок, без кибер-модификаций, без посторонних имплантов. Никаких следов защиты, кроме естественной черепной коробки. Видимо, полагался на свои силы. Плохо полагался. Слишком самоуверенно.

Трепанация. Раздвижение костей. Погружение.

Ненавижу этот процесс. Серьёзно. Когда-то он вызывал у меня трепет – момент, когда касаешься дара. Когда мозг уже мёртв, но ещё тёпл, и в нём дрожит та самая кристаллизация энергии, которую можно достать – если знаешь, как. Если умеешь. Если сам достаточно изломан, чтобы читать чужую поломку, как открытый чертёж.

Но теперь... теперь всё это – рутина. Мерзкая, физиологичная, техничная рутина. Дар в теле – как последняя искра в умирающем аккумуляторе. И чтобы её выковырять – нужен контакт. Прямой. Ощущение, будто пальцами лезешь в чью-то душу. Пусть и уже безжизненную.

- Ты уверен, что этот стоит того? – спросила Мику, присев у стены, наблюдая, как наклоняюсь ближе к открытому мозгу.

- Он телепортировался. Без устройств. Причём… чисто. Без всплесков, без следов. Значит, или сам вёл систему на пике, или держал резерв. Любое из этих – интересно. Но главное конечно не это, а весь тот комплекс, что зовётся даром телепортации. И да, он знал про звёзды. Возможно, слышал. Возможно, видел.

- Или просто знал, как тебя зацепить, – с усмешкой добавила она.

- Вот именно. А значит, это может быть, как ловушка, так и подсказка. И я не могу позволить себе ни то, ни другое игнорировать.

Погрузил пальцы. Там, где большинство видит нейроны, сам вижу структуру – сплетения, сияющие токи, потоки информации, бывшие сигналами. Память. Способности. Повреждения. Точки перегрева. Всё это – как инженерный отчёт, только в виде нервной ткани.

Нащупал. Есть. Мерцающий узел. Не похоже на мой дар. Не похоже на предыдущие. Механизм переноса – нестабильный, но мощный. Похоже, он телепортировался… не целиком. Частями. Перемещал себя, как набор координат. Не тело, а паттерн. И вот это – уже интересно. Всё-таки, писец как всё сложно, когда речь идёт о конкретном даре, а не вообще.

Затем выдернул. Зафиксировал. Мику молча подала контейнер. Переложил туда. Закрыл. Выдохнул.

- Что дальше? – уточнила она.

- Покорми рыб, – сказал, указывая на контейнер. – А кости и другие остатки – в морг. Пусть у них голова болит.

Она кивнула. Всё, как обычно.

Сел в кресло. Снял перчатки. Протёр лоб.

Вот так. Ещё один шаг. Ещё один дар. Или фрагмент. Или иллюзия дара. Ещё одна загадка, которую, возможно, не стоит решать. Но уже начал.

- Хочешь знать, кто он был? – спросила Мику, когда мы вернулись в основной номер.

- Не сейчас. – Налил себе воду. Холодная. Как спокойствие после бури. – Если он что-то знал, то либо уже поздно, либо сам теперь знаю больше, чем он.

- Это был не простой сверх.

- Никакой сверх не бывает простым, Мику. Мы – как машины с разными неисправностями. Только одни глушат двигатель, а другие… глушат других.

Она уселась рядом. Смотрела на меня внимательно. Как инженер на прототип. Или как убийца – на потенциальную цель.

- Ты изменился.

- Уже давно, – признал её правоту. – Просто раньше ты этого не замечала.

- И что теперь?

Посмотрел на контейнер, в котором покоился мозг этого Милтона.

- Пойду дальше спать. Пусть это и не ночь сплошных минетов, но всё равно интересно, – добавил в конце улыбнувшись.

Глава 12

Впервые по моему приказу убили человека.

Не на поле боя, не в драке. Не с адреналином, заливающим виски, и не в отчаянной схватке, где всё решает одна секунда. Нет. Просто указал – и убили. Чётко. Холодно. Даже без пыли. И без особого повода. Он мне, строго говоря, не угрожал. Намекал, да. Косвенно зондировал, может быть, даже блефовал. Но не вытащил пистолет, не зарядил дар, не перекосил пространство в прыжке за спину. Просто был. Слишком опасен, чтобы остаться.

Может, потом. Может, завтра. Может, через месяц он оказался бы у моей постели, протирая клинок о шёлковый галстук. Или у головы Лайи – с такими, как он, всё возможно. А может, просто пел бы в караоке и коллекционировал дорогие портсигары. Кто его теперь знает.

Вот так встретила меня дорога в Вашингтон. Шёл рассвет. Арендованный аэролимузин двигался мягко, как мысли после недосыпа. Сейчас сидел в кресле у панорамного окна, глядел на тающие внизу квадраты ферм, шоссе и туманные реки – и молчал. Кучер моего настроения был в форме: всё внутри превращалось в длинную, вязкую паузу между вчера и сегодня. Между "до" и "после". Между тем, кто был, и тем, кем становился.

На противоположном диване Лайя развалилась в полубессознательном состоянии. Одна нога на подлокотнике, волосы как водопад по шелковому плечу. Слегка приоткрытые губы, в уголке – намёк на то, что она смеётся даже во сне. Спит. Догоняет тот сон, который гостиничный матрас не смог ей подарить. Ну, хоть кто-то отдыхает.

А я вот думаю.

Не просто о Милтоне. О себе. Как-то очень незаметно перешёл ту самую грань, за которой начинаешь воспринимать смерть как операцию. Как техническое решение. Убрать помеху. Оптимизировать возможный риск. Человека – в уравнении.

Особенно – сверха.

Заметили ли вы, как обесценивается жизнь сверхов? Они ведь не как мы. То есть, не как обычные. Не те, кто живут внизу, катаются в метро, спорят о парковках. Сверх – это ресурсы. Сверх – это инвестиции. А если инвестиция не оправдала себя, то почему бы её не списать?

Ужас в том, что сейчас это понял. Понял и… принял. Тело не дрогнуло. Рука не вспотела. Сердце не ушло в тахикардию. Всё ровно. Всё правильно. Потому что он был не просто угрозой. Он был переменной в уравнении, которое