Княгиня Евдокия 5 - Юлия Викторовна Меллер

в нашем возке, — начала объяснять бабушка, — и, скорее всего, останусь ночевать на месте, а вы с князем и другими сопровождающими поедете верхом. К обеду уж вернётесь.

— Настоящее свидание! — с улыбкой констатировала Евдокия.

— Только помни о девичьей чести, — погрозила пальцем Аграфена и пристально посмотрела на внучку. — Я не сомневаюсь, что князь посватается к тебе, но знай, что он сделает это только после согласия Стефана отдать Елену в невесты царевичу. Если мы вернёмся к царю ни с чем, то лучше бы вам с Юрием Васильевичем быть порознь.

— Бабуль, ты зря волнуешься. Все уж до нас обговорено.

— Дуняша, повторяю, коли у царевича не заладится со сватовством, то и тебе придётся подождать. Помни, если поторопишься — за тебя ответит вся семья. Всех под нож подведёшь!

— Наши с князем дети никак не смогут претендовать на власть, — буркнула Евдокия, однако понимая, что бабушка права.

— Князь Холмский тоже далёк от трона, да только всё одно попал в темницу! Неужто не знала? Ты же постоянно крутишься при дворе!

Взгляд боярышни стал серьёзным, и она ответила не сразу:

— К Холмскому приходили люди и смущали его, прося увести войска… Бабуль, не просто так Иван Васильевич вызвал его к себе и посадил под надзор. Не приписывай царю бездумной жестокости.

Евдокия тяжко вздохнула, вспомнив, как отстаивала одного из талантливейших военачальников перед Иваном Васильевичем. Рисковала, но полностью оправдала Даниила Дмитриевича, раскопав мотивы злопыхателей, которые оговорили князя. И, к своему удивлению, она тогда поняла, что царь был очень рад добытой ею информации.

— Холмский оказался со всех сторон молодцом, — решила она пояснить бабушке, чтобы та не верила слухам. — На Даниила Дмитриевича поступило много наветов и требовалось разобраться. Его предательство могло большой кровью обернуться, но всё разъяснилось.

Аграфена снисходительно посмотрела на внучку, но та упрямо мотнула головой:

— Знаешь, — с вызовом воскликнула Дуня, — я порой удивляюсь, как наш царь ещё не потерял веру в людей. Ему постоянно ябедничают и клянутся, что говорят правду! Ты посмотри на нашего милейшего Федора Васильевича! Это же умнейший человек! Он талантлив, образован, по-своему добр, а Товаркова выставил перед царем вредителем и продажным.

— Это которого Товаркова?

— Ивана Федоровича! Дядьку Юряты, который женился на Еленке Оболенской.

— Надо же, — покачала головой монахиня и перекрестилась. В её душе поднялось негодование.

Всю дорогу Курицын поднимал в разговорах сомнительные темы и как-то так получалось у него, что нынешний московский Владыка Геронтий глупец, новгородский Владыка — стяжатель, а Аграфена — тёмная деревенщина! И ладно бы прямо всех обозвал, то она ответила бы ему, но он так всё вывернул, что она только потом поняла, как он всех оскорбил. И после юлил словесами, не давая ответить.

— Дуняша, ты не сбивай меня с мысли. Я тебе говорю, чтобы ты не давила на Юрия Васильевича. Он не властен над собою, как и ты.

Евдокия приподняла брови и возмущенно заметила:

— Недавно ты учила меня, чтобы я показала князю, что он мне нравится.

— Одно другому не помеха!

Аграфена сгорбилась и устыдилась своей радости от того, что может уехать, отдохнуть от здешних обитателей замка. Не по её силам оказалась ноша. Слишком долго она прожила в монастыре среди сестёр. А сердце чует беду. Отчего-то неспокойно, но страшно стать кликушей. Дуняша же беспечна, и как ни удивительно, но в этом её сила. Но вдруг Аграфена ошибается и надо было настоять на своём присутствии здесь?

— Ба, ты чего затихла?

— Иди ополоснись, — махнула она рукой в сторону покоев, где суетилась прислуга, — пока вода не остыла. Я тебе одёжу приготовлю, да и сама соберусь.

— Бабуль, ты же будешь лечить страждущих?

— Да я больше словом утешаю, — вздохнула монахиня и присела, сложив руки на коленях. — И ты знаешь, иногда этого хватает, чтобы придать людям сил, — лицо Аграфены посветлело. — Не прав звездочет Мартин, ища силу в цифрах и знаках. И Курицын неправ, веря словам звездочёта. Всё в нас: сила и слабость.

— Бабуль, я тебя не слышу! — крикнула Дуня, стоя в бадье: её как раз поливали водой из ковша.

— И ты прямое доказательство этого, — продолжила говорить Аграфена. — Всем вчера душу разбередила, заставила её болеть, а многие уже и забыли, что она у них есть. Так что глуп ты, Мартин, хоть и умён, — обратилась монахиня к вчерашнему спорщику. — И Курицын наш, уж такой умник-разумник, а дурак, прости Господи!

— Ба, я здесь! Ты чего говорила?

— С князем пообщайся, лишним не будет, но…

— Но помни о чести! — продолжила за неё Дуня и чмокнула в полную, но одрябшую щеку.

— Молодец! Давай, одевайся в свою непотребщину, я же схожу на кухню, возьму еды нам в дорогу, а то голодными останемся.

Евдокия вышла во двор вместе с бабушкой, но прежде чем она успела подойти к князю, к ней бросился купец, с которым она познакомилась в пути и передала короб с бусами и душистым мылом на продажу.

— Боярышня! — радостно воскликнул он. — А я тебя дожидаюсь.

— Поликарп?! Что случилось?

— Ничего не случилось, боярышня! — замотав головой, как конь, купец поклонился и, подойдя поближе, тихо произнёс: — Я монетки принёс, а то боязно мне их хранить. Сама понимаешь, мои да твои — хороший куш для бесчестных людей!

Евдокия аж вся засияла. Она не ожидала, что Поликарп так быстро покажется на глаза. Купец быстро огляделся, отвернулся ото всех, вытащил из-за пазухи мешочки и, сунув их в руку боярышни, отчитался:

— Треть стекляницы и мыла в первый же день продал, — тихо отчитался он, — а потом постольку поскольку, — купец сморщился и покачал ладонью, чтоб понятнее было, как пошли у него дела дальше. — Думаю, съездить в ближайшие селения. Господарь благоволит нам, так надо пользоваться, — с видом заговорщика, сообщил он ей о своих планах. Евдокия одобрительно кивнула, а вслух сказала:

— Идем-ка к моему возку, я деньги посчитаю.

С подсчетом Евдокия справилась быстро. Достала весы и взвесила. В мешочках было напихано серебра на двадцать рублей*. Не великие деньги для неё, но серьёзные для того же Поликарпа.

— Бабуль, спрячь в сундук, — попросила она Аграфену. — Коли понадобится на доброе дело, так бери, — добавила она, вспомнив, чем занимается бабушка.

— Иди уж, — вздохнула монахиня.

— Ба, не много ли ты набрала с собой еды? — воскликнула Дуня, увидев подошедших слуг с огромными корзинами, из которых вкусно пахло.

— Так не с пустыми же руками в монастырь ехать!

Евдокия кивнула и вернулась к купцу:

— Я довольна, Поликарп. Езжай с богом! Коли сложности будут, дай знать, помогу, как обещала.

— Оповещу, не