Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

Ахвал внезапно опустил руку. Круговое пламя угасло. Тимсах клацнул челюстями, и развеялся, превратился в ветер поводок, что был на бергсре, упали на землю зелёные камни. Та ощерилась, помахала им рукой и рассыпалась на множество ящерок. Они мгновенно юркнули в траву, исчезнув без следа: шуршание; тишина. Зейнеп моргнула, глянула на крокодила, но на месте чудища снова стояла корова с сонными глазами.

– Это не тот близнец, которого ищешь ты, – предугадав её вопрос, обернулся к ней старик. – Отпустил я её, чтобы тебя от убийства уберечь.

– Но, Ахвал, – голоса не было у Зейнеп, собирала она его по иссохшему горлу, как сухой хворост, – знаешь ты, кто такие бергсры. Как опасны они. Надо было пленить её, обратить в…

Старик жестом остановил её, и старуха замолкла.

5

Обратный путь домой был долог, очень долог. Лицо Зейнеп горело, она потрогала его: лоб и щёки шелушились, лопнувшая кожа скатывалась под пальцами. Казалось, одно только намерение убить сожгло её.

Деревья шелестели вокруг, но она утратила дар их понимать. Так бывало у неё – в моменты большого напряжения сил. Она не ведала, что именно говорят деревья, но казалось ей, что шепчут они одно и то же: не убила, не убила, хорошо, что не убила.

Ей хотелось, чтобы её кто-то утешил. Ибо неспокойно было на душе у Зейнеп, ох как неспокойно.

Перед калиткой она остановилась, посмотрела в небо.

– Скажи мне, что я сделала всё верно, – попросила она, но сама не знала кого.

Зейнеп вошла во двор, и наклонилась ей в приветствии почтовая яблоня. Показалось, что говорит она: «Загляни».

Старуха проковыляла к дереву, оперлась о корявый ствол, сунула руку в узкое дупло. Там лежала бумажка. Зейнеп зацепила её двумя пальцами, потянула на себя – оторванный кармашек от библиотечной книги.

«Я знаю, где моя подруга Соня. Нужна твоя помощь. Встретимся завтра в 10:30 на детской площадке. Марта».

Глава 14

Вера

1

Они взяли из столовки три голубых скатерти. Марья Стасьевна напекла ватрушек, дала им фруктов и воды, отрядила Фур-Фура для помощи. Подарков особо никто не нёс: у ребят не было денег, а в лагере – магазинов.

– Мартулёш, зацени. – Лизка сунула что-то Марте в руку, когда вся группа с котомками шла мимо статуй к воротам.

На вырванном из тетрадки в клеточку листке было стихотворение.

– Состоит из трёх частей, – тоном искусствоведа объяснила Лиза. – В первой содержится скрытый намёк на Светкины конопушки, во второй имеется в виду то, что она меня всегда обыгрывает. Третья, заключительная часть полностью посвящена нашей дружбе. Акцент я везде поставила на третью строку.

Стихи были такими:

Яркая, как солнышко,

Лёгкая, как пёрышко,

Всем нам даришь свет.

В теннисе умелая,

Необычно смелая,

Будь такой сто лет!

И во всей округе

Нет такой подруги,

Лучше просто нет!

– Как тебе? Это подарок!

– Да я уж поняла. Здорово, чё.

Лизка просияла. Марта думала о другом. У детской площадки ей надо будет каким-то образом отстать от процессии, позвать Цабрана и вытащить его сюда. План был замечательный, непонятно только – как его провернуть.

Когда они вышли на тропинку, Марта замедлила шаг. Рыжая поравнялась с Василием Викторовичем и задорно болтала, пристально, не моргая, глядя ему в глаза.

– Веснова. Плетёшься, – обогнал её Пашуля. Он вернулся в «Агарес» утром и выглядел не очень: кожа серая, глаза в тёмных ободках. Лилю из больницы пока не отпустили, но чувствовала она себя уже лучше: ожога лёгких не обнаружили. К ней туда приехали родители – оказалось, что они отдыхали где-то неподалёку. Они собирались забрать её после выписки домой.

– Шнурок развязался, – Марта снимала сумку с плеча, – я догоню.

– Завязывай. – Пашуля с сомнением глянул на её кроссовки.

Марта присела, поправила шнурок. Пашуля молча ждал, что-то высматривал над кустами. Она достала из нагрудного кармана свистульку и дунула изо всех сил. Звук получился громкий и резкий.

– Господи, Веснова! – Пашуля подскочил на месте. – Ты с ума сошла? Я всю ночь на ногах, только тебя с твоими шутками не хватало!

– Простите! – Марта попыталась мысленно изо всех сил крикнуть: «Цабран!» – Так захотелось свистануть!

– «Свистануть»! – передразнил её Пашуля. – Ладно, пошли.

Возле леса, прямо над морем, колыхался зелёным луг. Он был словно создан для пикников. У воды, спуская лохматые ветви к заброшенному пляжу, стояла одинокая ель. Луг был ровным, трава на нём – будто подстриженной. Как раз для бадминтона, который взяли с собой ребята. Море несильно волновалось, рябило полосками с белой пеной, как на пузе у ястреба Пети. Ребята расстилали скатерти, искали камни поувесистее, чтобы положить их на пляшущие углы.

– Воланчик улетать будет, – расстраивался Беспалов.

– Хлебушек, хлебушек давайте порежу, – суетился Фур-Фур.

Ребрикова отошла к лесу и, отвернувшись, красила губы помадой. Тренеры разрешили сменить спортивную форму на приличную одежду, и на Светке было полосатое платье-размахайка, которое плескалось на ветру. Она была взволнованна и рада, что в честь неё затеялось такое мероприятие, но Марта видела: именинница очень бледна и еле держится на ногах. Как Светка ни пыталась это скрыть, у неё была сильная простуда, и чувствовала она себя паршиво. Но Ребрикова скорее бы умерла, чем осталась лежать в палате в такой день.

Марта косилась на тропинку. Ни Цабрана, ни Зейнеп – только лагерные. Она представляла себе, как мальчик ходит сейчас на площадке по ту сторону – от качелей до заросшей травой песочницы. Как плюхнулся на землю и расстроенно ворчит Бугу, вывалив на сторону львиный язык.

Когда всё было готово, тренеры и дети расселись вокруг трёх скатертей. На минутку замолчали, слушали шум моря. Светка сдерживала кашель. Майя смотрела на волны, сделав из ладони козырёк.

Лёша Боякин вытащил из кармана брюк набор из трёх мячиков STIGA и сказал, глядя Свете в глаза:

– Самой красивой женщине в группе.

Тина с Лизкой глянули друг на друга и прыснули. Миша Холмов и Саша Сухофруктов принесли в полосатом пакете с чёрным силуэтом женщины в шляпе и надписью «Marianna» пропавшую пару дней назад ребриковскую футболку. Они где-то взяли краски и облили её из разных баночек.

– Абстракция, – объяснил Мишка.

– А мы-то думали, что ватерполисты этой футболкой пол у себя моют, – сказала Катя Письменова.

Своё стихотворение Мишаева-младшая читать постеснялась. Перед застольем она тихонько