Однажды кажется окажется - Елена Николаевна Рыкова

Марта же дудела, и птичка тренькала, булькала, звук переливался. Через пару минут девочка выдохлась, опустила свистульку, посмотрела вокруг.

– Ну? – спросила она Цабрана. – В этот раз, по-моему, не сработало.

– И что делать? – Тот испугался. – Как я домой вернусь?

И тут Бугу завертел хвостом, залаял, кинулся к засохшей сосне на другом конце поляны.

– Бугу! Ты куда? – помчался за ним Цабран. И тут же закричал: – Марта! Иди сюда быстро!

Марта уже и сама бежала за Цабраном, к Бугу, который теперь остановился и радостно потявкивал: в проломе развалившегося ствола фиолетовыми разводами рябила тонкая плёнка – словно кто-то надул огромный мыльный пузырь.

– Пора на ту сторону, – сказала она и шагнула насквозь.

4

Как и в прошлый раз, всё осталось на местах, только немного сдвинулось: краски стали ярче, ветер – сильнее, воздух – другим. Голова снова кружилась. Марта оглянулась: из пузыря появлялись её друзья. Первыми, конечно, прыгнули Цабран с Бугу, за ними последовала Майя, по очереди из разлома появились сёстры Мишаевы, и последней перебралась Зейнеп.

У всех были потерянные, неуловимо изменившиеся лица. Это были те же люди, но будто слепленные другим скульптором. Лизка пошатнулась и присела на корточки.

Больше всех изменилась Пролетова. Рыжие волосы, как живые змеи, шевелились сами, подлетали над головой. Из Майкиной спины выросли, пробив аккуратные дырочки в футболке, изящные сосновые лапы с мягкими иглами. Пахло от неё смолой и скошенной травой. Из-под джинсовой юбки торчал пушистый хвост.

– Лисий! – обрадовалась Пролетова. – Ура! А вы вообще себя видели? – спросила она у Марты с Цабраном. – У вас одно лицо на двоих.

Бугу в своём настоящем виде подкатился к Рыжей. Пролетова рассмеялась, но не испугалась. Погладила по львиной гриве. Бугу загорелся, как маленькая звёздочка, сильнее завилял хвостом.

Старуха Зейнеп почти вся покрылась корой. Снизу, как у Пролетовой, из-под юбки торчал лисий хвост, сзади – мох, цветы, маленькие ёлочки – всё это росло на согнутой спине. Лицо её потемнело. Она вышла на поляну, на которой по эту сторону не было никакой палатки – лишь тени от деревьев бегали по ней. Марта помогла Лизке подняться. Она услышала, как охнула, как бросилась мимо неё Майка – будто отрез оранжевой шёлковой ткани хлопнул, метнулся сбоку.

Женщина висела на сосне. Ноги её не касались земли. Спина вросла в кору, и в местах соприкосновения с деревом кожа шла пузырями. На лице женщины была испарина, глаз она не открывала, дышала тяжело. А рядом, будто играя в «морская фигура замри», стояла теннисистка Соня Гамаюнова, изогнувшись и растопырив руки на манер «Девочки на шаре»[51]. Щиколотки у неё были перевязаны тряпичным бинтом, по виду сделанным из футболки.

Тина уже была рядом с Соней. Та будто спала стоя.

– Мама, мамочка! – тихо приговаривала Рыжая, осторожно, трясущимися руками притрагиваясь к женщине.

– Смотри! – Лизка подошла к сестре и ткнула её в бок, показывая вниз. Марта тоже опустила глаза. Сонины босые ноги. Видны были ступни и часть пальцев. Только самих пальцев не было – вместо них бледные змеи уходили в землю.

– Корни пустила, – озабоченно сказала Зейнеп. Старуха мрачнела на глазах. Она обернулась к Марте: – Так вот вы кто.

– Кто – мы? – удивилась Марта.

Она была счастлива, что её догадка оказалась верной и они нашли не только Соню, но и Майкину маму. Хотелось верить, что теперь всё наладится и Зейнеп вылечит их, расколдует – как угодно. Ей казалось, что старуха, Майка, Мишаевы – все должны быть ей благодарны.

Но слова скогсры звучали враждебно. Зейнеп была не рада – она была зла. И Марта не понимала почему. Старуха шагнула по направлению к ней, в каждом её жесте была угроза. Девочке показалось, что та сейчас ударит её или скажет что-то колюще-режущее, обидное, несправедливое. Захотелось съёжиться, прикрыть голову руками, пропасть.

– Остановись! – Они обернулись на властный голос.

На поляну выполз огромный, размером с буйвола, крокодил. На нём, одетый в вышитый золотом халат и тюбетейку, восседал Ахвал.

– Как на барельефе в главном корпусе, – прошептала Лизка.

5

На крокодиле было седло, поводья и большой медный колокольчик. Он водил головой, раскрывая пасть размером со шкаф. Цвета он был болотного, скорее серого, чем зелёного, по спине тянулись три чёрные полоски шипов. Ахвал сделал детям знак, чтобы они оставались на месте, проворно спрыгнул с крокодила, похлопал его по морде и привязал к дереву.

Марта бросилась обнимать Ахвала. Настроение улучшилось, при виде старика ей стало намного спокойнее. Сёстры Мишаевы стояли около Гамаюновой, будто тоже превратились в деревья.

Но старик даже не улыбнулся. Он подошёл к Зейнеп, которая, увидев его, опустила занесённую руку. По эту сторону поднимался сильный ветер.

– Ты знал, – сказала старуха сухо.

– Не здесь, – ответил Ахвал, – и не сейчас.

Девочки и Цабран ничего не понимали.

Старик огляделся: деревья кренились, колебались, сорвалась где-то в выси и упала на поляну большая ветка.

– Нам нужно назад, – сказал он, – и быстро!

– Я не уйду от мамы! – завизжала Рыжая.

– Быстро! – Ахвал схватил Пролетову за плечо. Он с силой тащил её к крокодилу. – Зейнеп, собери остальных!

Старуха взяла за руки Мишаевых. Марта уставилась на Цабрана. Тот в смятении щипал себя за верхнюю губу. Он тоже понял: оба они, и старуха, и старик, винили в чём-то именно его и Марту.

Тина не хотела оставлять Соню, но ничего не сказала. Она поплелась за Зейнеп, ко всё ещё открытому, мерцающему на ветру разлому. Старик отвязывал крокодила, крепко держа Пролетову. Справившись с поводьями, он подвёл Рыжую к пузырю, пропустил вперёд Зейнеп и Мишаевых, жестом показал Марте, что ждёт её.

Марта не шелохнулась. Мысль о том, что ей придётся расстаться с Цабраном, была непереносимой. Чем больше времени они проводили вместе, тем сложнее было представить, что можно существовать врозь.

– Мальчик и его дух огня должны остаться здесь, – строго сказал Ахвал.

– Нет, – коротко ответила Марта.

Воздух вокруг детей закручивался в воронки небольших смерчей. Ахвала сдувало с ног. Тюбетейку его давно сорвало, халат размахивал полами, шальвары облепили ноги. Борода, похожая на белый дым, растрепалась. Цабран с Мартой стояли посреди поляны, как в тихий солнечный день. Одежда не трепыхалась на них, волос не касался даже лёгкий ветерок.

– Мы просто не хотим расставаться, – спокойным стальным тоном сказал Цабран.

Старик попытался шагнуть к ним. Три смерча, вспенивая траву, не спеша поползли к ифриту. Бугу, которого непогода не трогала, оскалился и встал перед детьми.

– Марта, послушай меня! – Ветер закручивал слова Ахвала в воронки. –