Красная земля - Тим Волков

А что не терпит? Бандитизм не терпит, надо душить, и как можно скорее! Иначе появятся всякие «батьки» да «крестьянские вожди». Да, крестьянам трудно придется. Продразверстка, комитеты бедноты… Надо заранее туда — своих! Не торопясь, подумать — кого. Чтоб потом не кусать локти.

Так, что еще? Ростовцевым и отцу Николаю, пожалуй, лучше на Юг, к «белым». Пока не поздно еще. Помещиков и священников Советская власть не жаловала. Ну, Ростовцевы — да, пожалуй, уедут, коли припечет. А отец Николай? Славный ведь батюшка, жаль, если расстреляют. Так надо того не допустить! Все заранее продумать…

Вот доктор и сейчас думал. Насколько знал. А знал он историю, как и любой обычный человек, так себе, в общих чертах. И все же — хотя бы так. Хотя бы имел представление… А значит, мог действовать! Правильно или нет — другой вопрос. Но, не сидеть, сложа руки, а действовать. Что-то делать! Менять окружающий мир… в лучшую сторону.

Артем хмыкнул: так он и действовал! Можно сказать, ни разу еще не присел. Вот, хоть взять эпидемию… Но, это бы и любой земский врач делал. А что такого может сейчас сделать Артем, чего не делал бы истинный Иван Палыч?

Расставить во власти своих людей — это во-первых. И уже сейчас, и — самое, пожалуй, главное — в недалеком будущем. Вот, то же ЧК, чрезвычайный орган. Он очень скоро появится! И хорошо бы там иметь своего. Понятно, что начальника-то, скорее всего, пришлют. Но ведь ему понадобятся зам, сотрудники… А вот тут мы можем влиять! Строить, так сказать, советскую власть… с человеческим лицом! Пока — в отдельно взятом районе. Насколько удастся.

Во-вторых — надо бороться с бандитами! Не отдавать им инициативу, не пускать все на самотек. Уж совсем скоро, когда белые начнут наступать, когда Советы ослабнут, власть будет их — бандитская. Ненадолго, правда. Но… кровавых дел натворить успеют.

Да! В Смольном Ленин говорил о Семашко. Насколько Артем помнил историю медицины, Николай Александрович Семашко — руководитель советской медицины, нарком здравоохранения. Старый большевик, профессор, человек очень авторитетный, известный, как организатор борьбы с эпидемиями на заре советской власти.

Вот ему и написать! В Москву! Просить помощи, совета… Тем более, Ленин же говорил! Адрес? Гладилин должен знать, они же с Семашко вместе в Париже были… и в Лонжюмо.

Да, именно так! Систематизировать все, что делается в уезде по борьбе с эпидемий сибирской язвы! Четко все по полочкам разложить — и предоставить в Москву, Николаю Александровичу! С сопроводительным письмом.

Все продумав, Артем (Иван Палыч) собрался было уж обратно лечь спать, да глянул на висевшие на стене ходики с кукушкой. Однако, шесть утра! Чего уж теперь и ложиться?

На улице еще было темно, моросил дождик — ни звезд, ни луны. Даже фонари — и те не горели, ввиду дефицита керосина. Что же касаемо электричества, так в Зарном его отродясь не видали — только на станции. Там как-то от города протянули ветку, ну, а, по нынешним временам, больше полагались на генератор маневрового паровозика, поставленного на запасном пути.

Доктор не успел зажечь керосинку — по потолку вдруг пробежал яркий световой луч! Выглянув в окно, Иван Палыч увидел горящие в отдалении фары. Автомобиль! Прислали за чем-то важным из исполкома? Или это грузовик с красногвардейцами — приехали на смену? Как бы то ни было, а кто-то из приехавших должен бы добраться до сельского совета: что-то спросить, объяснить, доложить… Раз уж нынче власть Советов — Советская власть, о триумфальном шествии коей уже раструбил все лояльные большевикам газеты. А не лояльных почти и не осталось уже — позакрывали! Доктор считал — зря. Должная же быть хоть какая-то свобода слова!

Между тем, фары застыли где-то на окраине, рядом с больницей. Что-то случилось? Авто застряло в грязи? Но, не так уж нынче и грязно — не март, не апрель. Не дай Бог, еще заглянут в больницу, хоть и написано на воротах «Карантин. Посторонним вход запрещен!». Большими красными буквами. Ну, да там Леня Лебедев нынче ночью дежурит — объяснит. Да и самому пора бы… В конце концов, чаю можно и в больничке попить.

Ага! Вот фары дернулись, авто поехало дальше… Повернуло. Скрылась за избами… Отойдя от окна, доктор недоумевающе пожал плечами. Странный какой-то маршрут. Более, чем… Если надо в Совет — так он в школе, в центре… Ну и, в исполкоме уездного совета прекрасно известно где все представители местной власти живут. Доехали бы уж тогда до гостиницы… Ан, нет — понесло куда-то. Так и заплутают, застрянут на околице, в грязи! Что, водитель не знает дорогу? Так на то старший есть. Да если послали кого-то из новых, кто-нибудь из старых — тот же Петраков, — уж должен бы объяснить, как и куда проехать дорогу.

Что и говорить — странно. Вариант с частным авто Иван Палыч даже не рассматривал — в Зареченске их давно уже не осталось. Часть конфисковали еще при Временном правительстве, часть — уже при большевиках, остальные угнали бандиты, обтяпывавшие свои темные делишки по типу французской моторизованной банды Бонно. Так что… Да работал ли Нобель? Остался ли вообще в свободной продаже бензин? Судя по всему — нет. Горючее для «Дукса» закончилось еще недели три назад. Хорошо, нанимали вскладчину частные дрожки — и для нужд сельсовета и для обслуживания отдаленных больных. С эпидемией-то боролись — вакцинировали! Сложно, тяжко, медленно — но дело-то налаживалось! Страшная болезнь понемногу начинала отступать. Значит, не зря доктор ездил за вакциной, да и все принятые неотложные меры уж давали результат!

Внизу, на кухне и в обеденной зале, уже слышались чьи-то голоса. Работники растапливали печь, ставили самовар… Вот кто-то торопливо поднялся по лестнице на второй этаж. В дверь осторожно, но настойчиво, постучали.

— Иван Павлович, это я — Анюта! — донесся девичий голос. — Меня папа послал. Там это… Срочно!

— Ну, заходи, Анюта Степановна! — Иван Палыч распахнул дверь. — Садись. Что случилось?

— За нашим домом — военная машина! — волнуясь, пояснила девчонка. — Ну, этот… броневик!

— Броневи-ик? — доктор удивленно ахнул. — Он что же там, в луже застрял?

— Да нет, не застрял, — покачал головою Анюта. — Стоит спокойненько. И эдак пулеметом в башне крутит. Стра-ашно!