Ковен сломленных - Айви Эшер

но при этом продолжает пытаться исцелить меня. Он только что предупредил меня об Адриэле и о том, что тот, возможно, попытается сделать. И когда я очнулась в той самой комнате, разве он не сказал мне, что это не то, что я думаю?

Вглядываюсь в суровые черты лица, ищу ответы в глазах Сиа, в подергивании его челюсти, в том, как он крепко прижимает меня к груди, но я ни хрена не понимаю. Невозможно разобрать, кому он на самом деле верен. И как бы мне ни хотелось найти ответ в ледяных глазах, я не могу понять, он обманывает меня или Адриэля?

Высокие двери распахиваются, и я вижу зал, отделанный полированным черным камнем. Зал кажется зловещим и неприветливым, и по мне пробегает дрожь, когда вслед за Лахланом меня несут в глубь помещения. Замечаю в стенах другие двери, но мое внимание уходит от них, когда Лахлана бросают к ногам Адриэля, который надменно восседает на том, что можно было бы описать как гребаный трон.

Лахлан издает страдальческий стон, что заставляет меня заворочаться в объятиях Сиа. Он поспешно ставит меня на ноги, я и, пошатываясь, иду к дяде. Адриэль окидывает меня взглядом, и у меня складывается отчетливое впечатление, что он удивлен тем фактом, что я вообще могу стоять. Он наблюдал, как его приспешники избивали меня, и явно ожидал, что я не скоро смогу оправится. Мысленно ставлю галочку Сиа, понимая, что он тайно передавал мне кровавые подношения.

Посмотрим, что будет дальше.

Адриэль барабанит пальцами по подлокотникам и задумчиво откидывается на спинку трона. На его лице мелькает намек на веселье, когда он смотрит на меня, а затем на Лахлана, распростертого на полу.

– Интересно, если бы роли поменялись, встал бы он на твою защиту? А, любимица? Думаешь, он бы осмелился выступить против меня ради тебя?

– Судя по его нынешнему состоянию, я бы предположила, что он уже сделал это, – бросаю Адриэлю, не поддаваясь на сеющую раздор чушь.

На его лице появляется хитрая улыбка.

– Он бы обменял тебя на своего брата, если бы мог, – заявляет он, и, хотя его голос звучит непринужденно, глаза проницательно следят за моей реакцией.

– Расскажи мне то, чего я не знаю. – Я пожимаю плечами и изображаю скуку на лице.

Стук дверей эхом разлетается по залу, но я не поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто-то только что вышел или, наоборот, зашел. Я уже отвлеклась от Адриэля, когда последовала за своим гневом, направленным на Сиа, и вот к чему это привело. Нет, мои глаза теперь будут обращены только к этому монстру.

Лахлан садится. Похоже, на это уходит вся его энергия, что разбивает мне сердце.

Протягиваю Лахлану руку, чтобы он смог подняться. Я чертовски горжусь тем, что могу выдержать его вес, поскольку Лахлану приходится практически ползти по моему телу, чтобы принять вертикальное положение.

– Ты что-то хотел, или мы можем вернуться в темницу? – обращаюсь к Адриэлю.

– Аккуратнее, Страж, – предупреждает он. – Здесь правлю я.

– Сними с меня этот ошейник, и мы посмотрим, как долго это продлится, – парирую я, и Адриэль прищуривается.

– Приведите другого, – приказывает он, и за этим следуют торопливые шаги и хлопанье дверей. А я чувствую напряжение Лахлана.

– Я ждал тебя очень долго, Винна, – продолжает Адриэль. – Я терпеливо уничтожал преграды, и вот наконец ты здесь. Мы оба знаем, что я не убью тебя, но, возможно, ты не знаешь, что я могу сделать с тобой кое-что похуже смерти. Так что будь осторожна, малышка. Как все пойдет, зависит только от тебя.

Чертовски ненавижу, что этот высокомерный кусок дерьма лишил меня моей магии. Ненавижу, что не могу подойти к нему, сидящему на этом безвкусном, уродливом троне, и оторвать властолюбивую голову. Но что мне нравится сейчас, так это осознание, что я – нечто большее, чем просто магия. Я умная и способная, и я найду способ убить этого засранца, несмотря на ошейник. Мне просто нужно придумать как. «Он любит поговорить», – эхом отдается в моей голове голос Сиа, и я решаю опробовать это.

– Почему я здесь? – спрашиваю так, словно никто не объяснял мне ничего до этого. Словно мне непонятно очевидное.

Адриэль улыбается и наклоняется вперед.

– Ты здесь, чтобы понять: мы с тобой созданы, чтобы править миром, – певучим голосом отвечает он, и я изо всех сил стараюсь не усмехнуться.

– Допустим, но почему я должна хотеть править миром? Хотя нет, почему ты хочешь этого? По своему опыту могу сказать, что нет способа осчастливить всех, и, будучи правителем мира, тебе постоянно придется иметь дело с людьми и их ожиданиями. Кажется, это слишком много работы, – бормочу я как маленький глупый ребенок и практически вижу, как из его ушей валит пар с оттенком разочарования.

– Это наше законное место – быть на самом верху, – рычит Адриэль.

Наклоняю голову и смотрю на него отсутствующим взглядом.

– Но кто это так решил?

– Я.

– Почему? – продолжаю наседать я, изо всех сил изображая любопытного трехлетнего ребенка с бесконечными вопросами.

– Потому что он не должен был стать Избранным, им должен был стать я! – Выражение лица Адриэля из разочарованного превращается в маниакальное, и я задаю следующий вопрос, стараясь скрыть интерес в своем тоне за замешательством:

– Кто не должен был стать Избранным?

– Сориэл, мой брат, – произносит он и откидывается на спинку стула, лицо его становится жестким.

Где-то позади меня открываются двери, и Адриэль переводит взгляд на того, кто входит в зал. Так-так, это нужно запомнить: его брата выбрал Страж, а этот ублюдок завидует. Неужели в основе всех тех хреновых поступков, которые совершал Адриэль, действительно лежит зависть и все это дерьмо восходит к соперничеству между братьями?

– Где твой брат? – спрашиваю я, но прежде чем успеваю получить ответ, справа от меня падает тело, и Лахлан, резко вздохнув, бросается к нему.

Киган…

Адриэль не делает ничего, чтобы помешать Лахлану обнять Кигана. Киган выглядит ошеломленным и растерянным. Когда мой дядя опускается на колени рядом с ним, похоже, он не сразу осознает, кто это, но уже через секунду заключает Лахлана в объятия. По грязным лицам текут слезы, они шепчут друг другу слова утешения.

Все это настолько интимно, что мне кажется неправильным смотреть на них. У меня перехватывает горло, и я изо всех сил пытаюсь избавиться от эмоций. Киган выглядит не лучше, чем Лахлан, – худой, истощенный, с потухшими глазами, и я в очередной раз совершенно сбита с толку тем, как им удалось так быстро стать такими… сломленными.

– О-о-о, – громко тянет Адриэль. – Разве не чудесно наблюдать за этим? Любовь, преданность… Знаешь ли ты, любимица, что они оба предпочли подвергнуться пыткам, чтобы избавить от них другого? Вот это и есть настоящая преданность, тебе так не кажется? Мы истощали их снова и снова, а они все равно не предали друг друга. Это было действительно восхитительно. Но в конце концов это было глупо. Взгляни на них. Обоих пытали, несмотря на то что они отказались быть причиной боли другого.

Меня тошнит от заявлений Адриэля, а паладины еще крепче обнимают друг друга.

– Ты бы поступила так же, любимица? Ты бы сделала все что угодно, лишь бы твои близкие не пострадали?

У меня внутри все переворачивается, когда я понимаю, что Адриэль снова собирается пытать их, чтобы повлиять на меня. В груди поднимается паника, и я лихорадочно пытаюсь придумать способ, как нам всем выбраться из этого.

– Подойди ко мне, Винна, – приказывает Адриэль.

Смотрю на него с ненавистью. Я ни хрена не могу придумать, как остановить его. Либо я даю ему то, что он хочет, и психопат будет наделен слишком большой властью, либо наблюдаю, как он истязает Лахлана и Кигана.

– Подойди или прямо сейчас я убью одного из них, – рявкает Адриэль как избалованный мальчишка, и я подхожу, хотя все мои инстинкты восстают против этого.

Чувствую себя чертовски беспомощной, потому что ни хрена не могу сделать. Он улыбается, и я размышляю, стоит ли мне врезать ему прямо сейчас, сработает это или нет, но тут же одергиваю себя – понятно, кого он накажет за эту попытку. Стискиваю зубы и смотрю на него, мой взгляд обещает боль,