Гиблое дело - Кори Доктороу

– Но рано или поздно это ведь должно закончиться, согласись?

– Не знаю. Раньше говорили, что в этом плане молодцы немцы, но посмотришь на баварских нацистов, и как-то не верится.

– Ну вот, теперь и я депрессую, – сказал я. Она улыбнулась. Ох. – Ладно, вру, – поправился я. Она посмотрела на меня с легкой тревогой. – Не депрессую. Но только потому, что мне с тобой хорошо.

Она окинула меня долгим оценивающим взглядом, и я испугался, что неправильно ее понял. Но потом она снова одарила меня своей шикарной улыбкой, взяла меня за руку и переплела пальцы. По телу прошло электричество, будто меня ударило током, но очень приятно.

– Спасибо, Брукс, – сказала она. – Как насчет поцелуя?

– Буду очень рад, – сказал я. И, раз уж никто не был против, мы склонились друг к другу.

Ох.

* * *

Я пропустил два светофора на углу Калифорнии и Вердуго, ошалело глядя на мерцающие в небе звезды. Пропустил бы и третий, но меня окликнул велосипедист, ожидающий, пока загорится стрелка направо:

– Эй, ты зеленый ждешь?

Я шел домой, ощущая на губах вкус Фыонг и отголоски прикосновений к волосам и на шее. Она целовалась обалденно: медленно, игриво… ну. Сами понимаете. Ох.

Пока я копался в кармане в поисках ключей, рядом кашлянули, и я чуть не подпрыгнул. У двери на скамейке, скрытые от людских глаз тенью кустарника, сидели двое мужчин. Посветив в их сторону телефоном, я увидел Деррика и Кеннета. Они смотрели на меня мрачно, но под светом фонарика мерзко ухмыльнулись.

– Привет, Брукс, – сказал Деррик. – Слышал, у вас проблемы со стройкой. Сочувствую.

– Ничего, – ответил я. – Моргнуть не успеете, как мы будем снова в строю. Но спасибо, что заглянули. Очень приятно. – Мне не хотелось с ними общаться. Совершенно. Я потянулся к двери, но Кеннет встал и шагнул мне навстречу.

– Брукс, ты нам не веришь, но мы просто хотим помочь.

Я тут же вспомнил дедушку, как он орал на меня, унижал, а потом говорил, что все это ради моего же блага. Я дернулся, словно ожидал удара. Воспользовавшись этим, Кеннет навис надо мной.

– Ты пойми, Брукс. Все это, – он махнул рукой, как бы показывая на Бербанк, – вся эта хрень, которой наша страна занималась последние пятнадцать лет, она скоро закончится.

Теперь надо мной нависал и Деррик, и улыбался он мерзко. Не улыбался даже, а скалился. Я потянулся к телефону, чтобы включить стрим, но он хлопнул меня по руке.

– Э, нет, пацан, даже не думай. Я тебе не старый добрый Майк Кеннеди, меня не проведешь.

– Сам же все понимаешь, – сказал Кеннет. – Это же безумие! Они сорят деньгами, как последние пропойцы, чтобы обеспечить жильем, шмотьем и едой людей, которые не удосужились скопить денег на черный день. Теперь все неудачники и идиоты на свете сюда потянутся – еще немного, и выживут нас совсем. Разумеется, местные этого не потерпят.

– Да, не потерпят, – вступил Деррик. – А ты сам понимаешь: пушки после Увайни никуда не делись. Да, она их отбирала, но все-то не отобрала. Настоящие американцы, патриоты, были готовы. А мы, знаешь ли, не безобидные овечки. Нас так просто без оружия не оставишь.

Кеннет рассмеялся.

– Особенно учитывая, что копы, пришедшие за оружием, тоже терпеть ее не могли. Брукс, ты умный мальчик. Сам должен понимать.

И снова Деррик:

– Но почему-то ты никак не поймешь, что выбираешь не ту сторону в грядущей войне. И если до нее дойдет, результат тебе совсем не понравится.

Я все пытался подавить дурацкую панику, взять себя в руки, найти силы заорать или врезать старым нацикам по зубам. Но сил не находилось.

Кеннет решил сыграть в хорошего полицейского:

– Брукс, тебе же здесь нравится. Помнишь, ты как-то писал сочинение о Бербанке? Твой дедушка мне его показал. Отличная работа, серьезно. Я как прочитал, сразу понял: у нас с тобой много общего. Я ничего не имею против людей, которые хотят сюда переехать. Но и принять их не могу. Потому что мне тоже здесь нравится. А когда тысяча человек делит одно яблоко на всех, удовольствия они получают мало.

– Что уж про яблоко говорить, – хмыкнул Деррик.

– Брукс, я просто пытаюсь тебе объяснить, что мы на твоей стороне. Ты многого не знаешь, многого не видел. Мы стараемся на благо города, защищаем его от людей, которые запустили собственные города. Нет, конечно, пусть они переезжают сюда, но по правилам. Всегда можно снять комнату, взять ипотеку. А не заявиться и требовать квартиру на блюдечке.

Я чуть было не ляпнул, что они беженцы, что помогать им – вполне справедливо, но вовремя остановился. Все равно бы не помогло. Это же дедушкины приятели, они бы просто заявили, что чужие проблемы их не касаются, и дело с концом. Я не хотел спорить с этими мудаками. Я просто хотел домой.

– Все это в прошлом, – сказал Деррик. – Слышишь, щенок? В прошлом. Это тебе, бляха-муха, не дебаты. Пришел час расплаты. Люди по горло сыты всей этой херней, и сюсюкаться никто больше не будет. Грядет буря. Можешь даже не мечтать достроить свой драгоценный домик, хрен там плавал. Не бывать этому. Никогда.

Кеннет бросил строить из себя добряка.

– Да, Брукс. Буря действительно грядет. Как говорится, другие времена наступают. Можешь не сомневаться.

В голову вдруг пришло, что они готовы убить меня, и единственное, почему медлят – это потому что поговорить со мной легче, чем прятать тело. Но это пока. Впервые после смерти родителей мне стало страшно за свою жизнь.

Они развернулись, но Кеннет вдруг хлопнул себя по лбу и снова повернулся ко мне.

– Чуть не забыл, у меня для тебя подарок. Утешительный приз. – Он порылся в кармане брюк и достал потрепанную помятую книгу в мягкой обложке. – Из моей библиотеки. Прочитай, и ты все поймешь.

Я оцепенело забрал ее и какое-то время смотрел им вслед. Потом зашел в дом и прокрался мимо комнат друзей, думая о том, как всего пару минут назад витал в облаках и мечтал о Фыонг, а теперь дрожал от гнева и страха.

Только потом, бросив книгу на кровать у себя в комнате, я заметил название: «Ступающие сквозь скот» Теодора Саттона. Она оказалась довольно толстой, с черно-белым карандашным рисунком на обложке, изображающим надвигающийся нос огромного корабля, и тисненым именем автора, золото с которого давно стерлось.

* * *

Сон, разумеется, отменялся. В мыслях вертелись Кеннет и Деррик. Они явно считали, что этот дом принадлежит