Вскрытие и другие истории - Майкл Ши

Немо переместился во вторую зону. Здесь он пошел по полю зигзагом и скосил все целиком. Паника нарастала у него внутри, она рвалась наружу, силясь разбить жесткий панцирь самообладания. Выбор у него был один – крайняя степень безрассудства. Он стоял в центре скошенного им участка дна и стрелял прямо вверх, периодически запуская и снова выключая мотор у себя за спиной, чтобы преодолеть болотную тягу Полифемова аппетита. «Уши» гиганта продолжали сыпаться на него сверху сквозь пронизанную сосудами мглу, в то время как с еще более высокого уровня непрерывно шел моросящий дождь из остатков акульей трапезы вперемешку с отдельными крупными ошметками плоти. Он увидел, как второй посланный Сариссой крюк ударился в студенистую поверхность и скользил по ней до тех пор, пока не зацепился за край пасти Полифема.

Вокруг него скапливались целые наносы из рваных и продырявленных тел огромных моллюсков. Расстреляв все пятьдесят зарядов первого ружья, он отбросил его и взялся за второе. И вдруг каракатицы кончились. Прошли пять секунд, десять, он рванулся к третьей соединительной зоне.

И тут дно его маленького океана подпрыгнуло под ногами. Толчок был такой силы, что Немо беспомощно растянулся в плотных клубах поднявшейся взвеси. Падая, он вцепился в какой-то стебель, и тут гигант затих. Секунду спустя серебристое небо живого микрокосма взорвалось в третий раз. Плот-наживка, волоча за собой обрывок каната, пробурил в противнике пузырящуюся воздухом шахту и обрушился вниз. Немо тем временем поднялся на ноги и поспешил к третьей якорной стоянке органов чувств.

Те, кто следил за ним с берега, увидели, как он поднял свой серп, рванулся вперед – и тут же затормозил, не дойдя буквально одного шага до пуповинных джунглей. Там, на границе этого переплетения, чешуйчатый человек замер и, подняв голову вверх, казалось, пытался измерить, какое расстояние разделяло его, находящегося в сумеречной глубине Ока, и вершины громоздившихся над ним водорослей.

– Что он делает? – крикнул Сариссе с берега Яфет. Не сводя глаз с Немо, та ответила так тихо, что этот шепот был обращен больше к ней самой, чем к кому-то другому:

– Он думает о том, как бы начать убивать их повыше. Да. Только подойди ближе к выходу, прежде чем начать, как можно ближе!

Меж тем чешуйчатый человек прощупал ближние к нему заросли келпа и отделил от них боковой стебелек длиной, может быть, метров в пятьдесят. Взяв его за конец, он стал обматывать им келповую рощу по периметру, с каждым витком поднимаясь все выше. Поднимаясь, он сужал витки, превращая нижние части нейронных стеблей в подобие снопа. Когда первый стебель кончился, он привязал его к другому, более массивному, а потом к следующему, высокому и ветвистому.

На основании эксперимента, проведенного ими вчера, Орсон Уэверли сделал довольно широкие выводы:

– Я думаю, что он полагается в основном на более примитивные пищевые таксоны, предназначенные для подвижной еды, защищенной раковинами или панцирями. Возможно, он кормится, в том числе, псевдобрахиоподами – в здешних морях недавно обнаружили очень крупные формы. Однако для нас важнее всего то, что можно понять по его нынешнему поведению. Он полностью ослеп, но при этом не выказывает никакой паники. Похоже, его сапрофиты все время своей эволюции как органов чувств поддерживали весьма относительную, прерывистую связь с хозяином. В конце концов, бывает, что нервные связи рвутся, и если бы Полифем стал каждый раз впадать из-за этого в панику, это было бы непродуктивно для него самого. И все же, как долго он сможет функционировать, утратив всякую сенсорную поддержку? На мой взгляд, пока его «органы чувств» живы, они поддерживают с ним связь, передавая своего рода «белый шум», набор беспорядочных нервных сигналов. Так что он испытывает не столько полное прекращение поступления зрительно-звуковой информации, сколько уровень, близкий к нулевому, – примерно так чувствует себя человек в полной темноте или на большой глубине. С другой стороны, я уверен, что, как только все его «органы чувств» умрут, Полифем начнет испытывать все нарастающий дефицит аудио-визуальной информации, своего рода голод, – то есть пока у него «ничего нового», а дальше будет «полный ноль». И вот тогда его реакция может оказаться непредсказуемой. Конечно, все, что я говорю сейчас, – это чистая догадка, и вы должны это понимать, но, с другой стороны, существо, настолько примитивное, как наш Полифем, будучи лишенным тех необычайных эволюционных приспособлений, которыми оно себя снабдило, может оказаться сравнительно мало чувствительным даже к серьезным физическим повреждениям. Вот почему я почти уверен – у Немо есть все шансы перебить подавляющее большинство его сенсорных помощников прежде, чем гигант заметит аномалию и начнет проявлять беспокойство по ее поводу.

Теперь Немо, передразнивая Орсона, буквально прорычал эти слова – «я почти уверен» – и начал расстреливать каракатиц, которых его уловка заставила сбиться в кучу метрах буквально в двадцати пяти от пасти чудовища. Стрелял он изобретательно, его пули дырявили тела каракатиц буквально со всех сторон, превращая их в кровавую кашу. Когда магазин опустел, он бросил вторую винтовку и взялся за последнюю. Минуту спустя – время, которое он потратил на кровавую бойню, погрузившую Немо в своего рода мстительный транс, – он понял, что дело сделано. И тут гигант задвигался снова.

Это движение, в отличие от первого, судорожного, наполнило Джонса трепетом, ибо в нем чувствовалось соединенное мышечное усилие целого микрокосма, окружавшего человека в данный момент. Давление ихора со всех сторон увеличилось, поскольку все Око напряглось, будто пытаясь утянуть себя подальше от берега, на более глубокую воду. Известие о темноте наконец-то проникло в лежащий в вечных сумерках нервный узел титана. Им овладела тревога.

А когда он обнаружил, что сплетенный из пяти линей канат сопротивляется всем его усилиям отойти подальше от суши, тревога переросла в чистейшую панику. Немо, который чувствовал себя таким большим и неуязвимым, подлетая к врагу, теперь вдруг понял, что он не более чем крохотный пузырек пены в сивой гриве разбушевавшейся морской волны. Все усилия мотора, тянувшего его к пасти, к небу, показались ему не более чем шуткой. Полифем обладал очень мощной – можно сказать, потрясающей – способностью к сопротивлению. Он хотел сдвинуться с места, но обнаружил, что состояние болезненной неподвижности противится его сумеречной воле. Он попробовал снова, и боль острым клыком вонзилась ему в самую сердцевину, ибо на этот раз попытка бежать привела к тому, что он едва не вырвал собственный центральный нерв. И тогда Полифем превратился