Ювелиръ. 1808. Саламандра - Виктор Гросов

Он сделал паузу.

— Вы ведь недовольны моим решением касательно графа Толстого? — это был не вопрос, а констатация факта. — Вы сочли это наказанием. Ошибаетесь. Это было назначение. И для вас тоже.

Я не проронил и слова. Сейчас, в полумраке кабинета, передо мной был не чиновник, а игрок, объясняющий профану логику своего гениального хода.

— Граф Толстой, мастер, — это чистая, необузданная сила. Стихия. Вы берете дикий, необработанный камень, полный внутренних трещин и пороков, и превращаете его в шедевр, заставляя сиять его лучшие грани. Граф Толстой — такой же необработанный алмаз. Дикий, полный пороков, зато невероятно твердый. Я даю его вам, мастер. Ограните его. Найдите правильные углы, уберите лишнее, заставьте его служить свету, а не тьме. Я видел, как вы работаете с камнем. Теперь покажите, как вы работаете с людьми.

От его слов по спине пробежал холодок. Эта проницательность пугала. Он видел во мне не ювелира, а манипулятора? Инженера человеческих душ? Метафора была слишком глубокой для простого комплимента. Неужели он догадался и увидел за маской семнадцатилетнего самородка циничный разум старика Звягинцева?

— Я дал вам в руки оружие, — продолжал он, не замечая моего смятения. — У вас есть рычаги: его непомерная честь, его фанатичная верность Государю и, что самое главное, его… скука. Этот человек умирает без дела, без опасности. Дайте ему настоящего врага, и он станет вашим самым верным псом. — Забавно, Воронцов примерно то же и сказал про Толстого. — Оставите без дела — он загрызет вас от безделья. Приручите его.

Затем Сперанский перешел к главному. Поднявшись, он подошел к окну и посмотрел на темный, заснеженный парк.

— Россия сильна, мастер. Сильна духом своих солдат, блеском своих штыков. Тем не менее в наш век побеждает и сила, и ум. Технология. Скоро Государю предстоит встреча с императором Наполеоном в Эрфурте. Мы должны явить Европе мощь нашей армии и мощь нашего разума. Мы должны удивить их, заставить считаться с нами.

Он обернулся. Его голос стал ниже, а пальцы сжались на подоконнике.

— Ваша машина, мастер. Она — символ того, что Россия вступает в новую эру технологий и порядка. Поэтому я и прошу вас поторопиться. Она нужна нам, нужна России. И она нужна вам, как ваша единственная настоящая защита.

Так вот оно что. Моя машина — фигура в большой европейской игре. Неужели настолько все плохо с фальшифками?

Сперанский дал понять, что аудиенция окончена. Я поклонился и вышел. Щит Императрицы, оружие в лице Толстого, шахматная партия Сперанского… Мысли метались в голове. Прежний мир моей ювелирной мастерской рассыпался в прах. Я оказался на огромной, залитой светом сцене, где каждый мой шаг отныне будет рассматриваться под лупой.

У выхода меня с каменным лицом ждал мой новый «пес». Толстой. Мы вышли из дворца и направились к карете. Я уже заносил ногу на ступеньку, когда из дворцовых дверей выбежал тот самый молодой секретарь.

— Мастер, постойте! — выдохнул он.

Толстой мгновенно сделал шаг вперед, его тело перекрыло дорогу, а рука легла на эфес. Он смотрел на секретаря не предвещающим ничего хорошего взглядом.

— В чем дело? — бросил он.

— Его превосходительство просил передать, — пролепетал молодой человек, явно испугавшись. Он протянул изящную визитную карточку из плотного картона.

Я обошел Толстого и взял ее. На ней было выгравировано: «Шарль-Луи де Флао, адъютант герцога де Коленкура».

— Государственный секретарь велел доложить, — секретарь понизил голос до шепота, не сводя испуганных глаз с Толстого, — что французский посол, герцог де Коленкур, проявляет к вашим работам живейший интерес. Будьте крайне осторожны. Это его личный адъютант. Он настоятельно просил о встрече.

С этими словами он поклонился и, пятясь, растворился в вечерней мгле. Я остался стоять с этой карточкой в руке, под пристальным, тяжелым взглядом графа.

Французский посол? Сперанский опять хитрит? Почему он не сказал про него в кабинете? Такие люди ничего не забывают.

Глава 16

Я поднял глаза на Толстого. Лицо графа, стоявшего у открытой дверцы кареты, было абсолютно непроницаемо. Он все видел, все слышал, был свидетелем.

Эх, Сперанский, ну и игрок! Это послание предназначалось не столько мне, сколько моему новому «стражу». Вместо прямого приказа следить за французами Сперанский подбросил ему наживку. Дал своему «волку» след, разжег охотничий инстинкт, чтобы Толстой сам, по собственной инициативе, вцепился в посольство Коленкура. Гениально. И дьявольски коварно. Сперанский запрягал нас в одну упряжку, даже не спрашивая согласия.

Я сел в карету. Граф занял свое место напротив, и дверца захлопнулась, отрезая нас от внешнего мира. Кучер тронул лошадей, и экипаж, качнувшись, покатил по темным аллеям гатчинского парка. Обратно мы ехали в том же молчании, однако враждебный ледок в нем сменился напряженной задумчивостью. Глядя на проплывающие за окном тени деревьев, граф о чем-то размышлял. Я-то знал о чем. В его голове уже билась новая дичь — более интересная, чем охрана какого-то мастерового.

Следующий день я посвятил грубому, земному делу. На выкупленном соседнем участке поместья, где начиналась активная фаза строительства, кипела жизнь. Потные, босые мужики по колено в грязи таскали плетеные корзины с землей. Надсадно кричал «прораб» или как он в этом времени называется. Воздух пропитался запахами сырой глины. Где-то визжала пила, и этот звук смешивался с монотонной песней землекопов. Стоя посреди этого хаоса и опираясь на трость, я ощущал себя демиургом, творящим новый мир.

Проект был прост и функционален. Официально — «каменные кладовые» и глубокие «погреба» для хранения припасов и особо ценных материалов. Неофициально — мой личный каземат. Я проектировал его, опираясь на общие принципы из будущего, но дьявол, как всегда, крылся в деталях. Да, в строительстве я понимаю не больше, чем свинья в апельсинах. Все эти расчеты арок, прочность балок… Приходилось доверять подрядчику, старообрядцу с окладистой бородой, который строил надежно, хотя и без изысков. Вот если бы надо было новый ювелирный магазин открыть — тут я бы размахнулся.

В разгар дня, когда я, перекрикивая шум, объяснял подрядчику, как правильно устроить вентиляционные отдушины в подземном хранилище — уж это я помнил, за спиной раздался знакомый, ленивый голос:

— Недурно. Прямо казематы Петропавловской крепости в миниатюре.

Я обернулся. Толстой. Без мундира, в простом сюртуке и высоких сапогах, он стоял, заложив руки за спину, и с легкой усмешкой оглядывал стройку.

— Решили обзавестись собственным схроном, мастер? — продолжал он, обходя вырытый котлован. — Похвально. Вот только стены у вашего схрона — решето.

— Стены