Воплощение Похоти 6 - Игорь Некрасов

расступиться, и ударил Сайлона в спину. Архилич взревел — беззвучно, но оттого страшнее. Удар был не просто болезненным, он был очищающим, и на мгновение его связь с его энергией оборвалась, магия застыла в жилах, и он погрузился в оглушительное, леденящее безмолвие. Контроль над полётом был потерян, и он камнем полетел вниз, врезавшись в крышу одного из уцелевших зданий.

Какого чёрта⁈ Откуда он вообще такой взялся⁈ — бесился он, пытаясь подняться. — Я думал, они уже разучились! Такое было доступно лишь избранным Ордена, тем, чьи…

Его мысли резко прервались, когда перед ним на край крыши беззвучно приземлился Дух Света. Сияние его стало ещё яростнее, но и менее стабильным — по контурам фигуры побежали трещины, будто форма не могла долго сдерживать такую мощь.

Дух не сказал ни слова. Не было в нём больше места для слов. Он просто двинулся вперёд и произвёл взмах пламенного меча, длинного, как луч заката. Клинок прошёл через грудь Сайлона, рассекая костяной каркас, остатки мантии и… перерубил пополам древний, потрескавшийся посох, которым архилич машинально попытался прикрыться с громким, сухим хрустом.

Архилич замер, не в силах даже издать звук, а Дух Света, не давая ему и секунды опомниться, поднял свой меч двумя руками, и оружие вспыхнуло так, что на него стало невозможно смотреть. Оно раскалилось до немыслимого предела, превратившись в сгусток чистой солнечной плазмы.

И затем… он опустил его прямо на череп Сайлона.

Ослепительная вспышка озарила весь Наарком, прогнав туман на мгновение. Раздался звук, которого не должно было быть — не хруст, а скорее печальный, чистый звон, как от разбиваемого хрустального сосуда.

Череп Сайлона не раскололся. Он испарился, обратившись в облачко сизой пыли, которое тут же было сожжено и рассеяно яростным светом. Вслед за ним рассыпалось и всё тело. Кости, скреплённые магией, потеряли связь. Плащ, фрагменты доспехов — всё обратилось в мелкий, безжизненный прах, осевший на обломки крыши. Лишь треснувший обломок посоха на мгновение задержался, почернев, а затем также обратился в щепки.

Дух Света замер на месте, и в следующую секунду его сияющая форма дрогнула, стала прозрачнее. Он медленно повернул голову туда, где на площади, отчаянно сражаясь, держались его братья и сестры. В этом взгляде, если бы кто-то мог его прочесть, была бы невыразимая грусть и… прощание.

Затем форма начала растворяться. Не резко, а как туман на утреннем солнце. Контуры расплывались, свет из ослепительного стал мягким, золотистым, а затем и вовсе потух, оставив после себя лишь тёплое, быстро рассеивающееся свечение в воздухе.

На площади произошедшее осознали лишь тогда, когда один за другим, будто невидимые нити были обрезаны, мертвецы начали падать. Скелеты разваливались на составные части. Зомби оседали на землю тленными мешками с плотью. Изверги и некросы замирали на месте, а затем рушились, словно марионетки.

Через несколько секунд не осталось ни одного движущегося врага. Только груды безжизненных останков.

Теодор открыл рот от удивления, наблюдая за тем, как мертвецы падают словно домино, выдохнул, развернулся и бросился к Элоди.

— Что… что это было? — спросил он, подойдя, его голос дрожал от нахлынувших эмоций. — Мы победили?

Элоди, всё ещё бледная, смотрела на то место, где растворился свет и снова наступила тьма. Её лицо было печальным.

— Не мы, брат Теодор… а Вротослав. Его жертва, жертва, благословлённая самим Светом.

Элоди опустила голову, чтобы перевести дух, ей из-за ее ран было тяжело даже говорить, она ощущала, как все ее тело разрушается.

Такая сила… не даруется заклинанием, мольбами или просьбами. — пронеслось в ее голове. — Её может обрести лишь избранный. Тот, чья воля абсолютно чиста, чья вера непоколебима, а сердце готово к последнему, безоговорочному отречению. Не знала, что в нашем Ордене… остались подобные. Ни я, ни кто-либо другой не способен на такое. Так я думала, но Вротослав… — на ее лице проскользнула теплая улыбка. — Этот дар, главное доказательство твоей преданности и чистоты, но в то же время… и приговор.

Она медленно подняла голову и осмотрела затихшее поле боя, где паладины в изумлении опускали оружие.

— Неужели он убил Сайлона? — с надеждой спросил Теодор, смотря на неё. — Но он сам…

— Не совсем, — сказала Элоди, и в её голосе прозвучала не радость, а тяжёлая, каменная уверенность. Её взгляд вновь поднялся к небу, и она увидела, как лиловый туман, лишённый источника, начал редеть и медленно растворяться, пропуская первые бледные лучи предрассветного солнца, которые падали на поле боя, усеянное прахом и усталыми воинами. — Ещё не всё кончено. Эта тишина может быть обманчива. Нужно найти Сердце Некрополиса. Пока мы не вырвем и не растопчем его, мы не можем быть уверены, что Сайлон мёртв окончательно.

Она обвела взглядом выживших — их лица, испачканные сажей и кровью, их доспехи, иссечённые когтями и темной магией. В их глазах читалась пустота после боя и тень страха перед неизвестностью.

— В прошлый раз, — продолжала Элоди, и её голос, хриплый от напряжения, приобрёл металлическую, негнущуюся твёрдость, — многие думали, что он мёртв, но его тело так и не нашли. И вот он вернулся. Всё потому, что темные маги цепляются за существование с яростью затравленного зверя. И Сайлон самый худший из них. Он хитер, и он мог успеть перенести своё сознание в другое тело, в заранее приготовленный сосуд. Или укрыться в самом ядре, в том самом Сердце, что и начало весь этот кошмар.

Она сделала паузу, давая этим мрачным словам проникнуть в сознание её воинов. Потом выпрямилась, оторвавшись от опоры на меч, превозмогая боль.

— Сейчас, в эти мгновения, пока мы переводим дух, эта тварь может собирать остатки сил! — её голос зазвенел, ударяя по усталым нервам. — Каждая секунда нашей слабости — его шанс! Его надежда! Но мы не дадим ему этой надежды!

Элоди подняла руку, сжатую в кулак. На её ладони, сквозь трещины в перчатке, ещё слабо теплился отсвет былого могущества.

— Мы выстояли перед его армией! Мы видели, как лучший из нас пожертвовал всем, чтобы сокрушить его оболочку! Он купил нам эту возможность — не для отдыха, а для последнего, решающего удара! — она посмотрела прямо в глаза ближайшим бойцам. — Сейчас мы перегруппируемся! Соберём все силы, что остались! И мы пройдём по этому проклятому городу! Мы найдём каждую щель, каждую нору и вытащим его гнилое сердце на свет, чтобы растоптать!

Её слова, лишённые пафоса, но полные несокрушимой воли, придавали окружающим силы. Пустота в глазах воинов стала заполняться новой решимостью — не яростной, как в пылу боя, а холодной,