Финал - Алим Онербекович Тыналин

реку. За ними двигались грузовики с пехотой, затем артиллерийские тягачи с орудиями. Особое внимание привлекали две машины, накрытые брезентом. «Катюши», секретное оружие, которому предстояло впервые показать свою мощь.

Хэ Лун подошел неслышно, как и подобает опытному партизану.

— Впечатляет, — тихо произнес он на русском. — Никогда не видел такой переправы. Японцы даже не представляют, что их ждет.

— Если все пройдет по плану, к рассвету мы будем в тридцати километрах от границы, — ответил я. — Танки пройдут по руслу пересохшей реки, скрытые от авиаразведки.

— Мои люди уже заняли ключевые точки по маршруту, — Хэ Лун показал на карту, едва различимую в свете маленького фонарика. — Каждые пять километров стоят наблюдатели. Если появятся японцы, узнаем немедленно.

Последний танк преодолел реку. Теперь наша очередь. Я сел в штабной автомобиль. Рядом с водителем устроился Перминов.

Вода поднялась почти до подножек, несмотря на понтоны, но вскоре мы почувствовали, как колеса нащупали противоположный берег. Автомобиль выехал на китайскую землю.

Из темноты материализовались несколько фигур. Китайские проводники в крестьянской одежде, но с винтовками за спиной.

Они молча указали путь дальнейшего движения. Узкая колея, ведущая в глубь маньчжурской территории.

Колонна выстроилась в походный порядок. Впереди два танка, за ними грузовики с пехотой, затем основные силы танкового батальона, артиллерия, тыловые машины.

Замыкали колонну еще два танка. Такой порядок обеспечивал защиту от внезапного нападения с любого направления.

Я вышел из машины и подошел к головному танку. Откинулся люк командирской башни, и показалось измазанное машинным маслом лицо Окунева.

— Маршрут помните? — спросил я.

— Так точно, — ответил он. — Двигаемся вдоль пересохшего русла до Каменного распадка, затем поворот на восток, к высоте двести тридцать семь, оттуда прямо к деревне Лунхуа. Скорость десять-пятнадцать километров в час, без света.

— Держите дистанцию между машинами не менее пятидесяти метров. При обнаружении противника никакой самодеятельности, только по приказу.

Окунев козырнул, и люк закрылся. Танки медленно двинулись вперед, их гусеницы приглушенно шуршали по каменистой почве. Техника, покрытая специальной маскировочной краской, практически сливалась с темнотой.

Я вернулся в штабную машину, сверился с картой и хронометром. Если темп движения сохранится, к рассвету мы успеем достичь намеченного пункта и замаскировать технику до начала японских авиаразведок.

Степан включил двигатель, и мы тронулись вслед за колонной. Маньчжурская ночь обступила нас со всех сторон. Только звезды, удивительно яркие в чистом воздухе, молчаливо наблюдали за нашим продвижением.

Мы двигались уже третий час. Нарымская равнина, пересеченная оврагами и низкими холмами, раскинулась во все стороны. Вдалеке темнели силуэты гор. Восток начинал светлеть, приближался рассвет.

Донесения от передовых дозоров поступали регулярно: «Путь чист», «Противника не обнаружено», «Продвигаемся согласно плану».

Внезапно пришло тревожное сообщение. Дозор заметил японский патруль, семь человек. Они двигались с юга на север, пересекая наш маршрут в двух километрах впереди.

Я немедленно приказал остановить колонну. Сопкин связался с Александровым, возглавлявшим передовой отряд и приказал действовать по плану «Тишина».

Этот план предусматривал бесшумную нейтрализацию небольших групп противника силами специально подготовленного отряда. Никакой стрельбы, никаких следов присутствия крупных сил.

Водитель остановил машину под прикрытием невысокого холма. Мы с Сопкиным выбрались наружу и с помощью полевого бинокля наблюдали за ситуацией.

В предрассветных сумерках ясно различались силуэты японских солдат. Они двигались неторопливо, видимо, не ожидая встретить противника так далеко от основных дорог. Типичный дозор, проверяющий малоиспользуемые тропы.

— Фланкирующее движение, — тихо прокомментировал Сопкин. — Проверяют возможные пути обхода своих основных позиций.

Я кивнул:

— Сколько до ближайшего поста связи?

— Километров пятнадцать, — ответил Сопкин, сверившись с картой.

Надо действовать быстро. Если патруль успеет сообщить о подозрительных передвижениях, вся операция окажется под угрозой.

В бинокль я видел, как из оврага неподалеку от японцев бесшумно выскользнули несколько фигур, бойцы Александрова, одетые в маскхалаты. Они двигались короткими перебежками, используя каждую складку местности для укрытия.

Японцы ничего не замечали, продолжая методично обследовать территорию.

Александров и его люди приближались к противнику с разных сторон, охватывая патруль в кольцо. Операция разворачивалась точно по учебнику: тихо, быстро, эффективно.

Внезапно один из японцев остановился, словно почувствовав опасность. Он поднял руку, сигнализируя своим товарищам, и начал медленно поворачиваться, вглядываясь в предрассветный сумрак.

На несколько секунд время словно замерло. Затем события развернулись с молниеносной быстротой.

Бойцы Александрова одновременно бросились вперед. Короткая, яростная схватка, и все закончилось. Японские солдаты лежали на земле, обезоруженные и связанные, кто-то из них получил легкие ранения, но никому не позволили издать ни звука.

— Мастерски, — оценил Сопкин. — Ни одного выстрела.

Я опустил бинокль:

— Пойдемте, нужно лично допросить пленных.

Мы спустились с холма и направились к месту схватки. Александров, с легкой ссадиной на скуле, докладывал:

— Товарищ Краснов, противник обезврежен. Семь человек, в том числе один офицер, младший лейтенант.

Связанные японцы сидели на земле под охраной наших бойцов. В их глазах читалось смешение страха и упрямой решимости. Офицер, молодой человек с тонкими усиками, смотрел с нескрываемой ненавистью.

К нам подошел Вэй, переводчик Хэ Луна, владевший японским.

— Проведите допрос, — приказал я ему. — Нас интересует расположение ближайших японских частей, система патрулирования, ожидают ли они каких-либо перемещений советских войск.

Вэй кивнул и обратился к офицеру на японском. Тот ответил резким отказом, сопровождая его нелестными эпитетами.

— Он отказывается говорить, — перевел Вэй. — Говорит, что японский солдат умрет, но не предаст императора.

— Скажите ему, что мы не собираемся никого убивать, — ответил я. — Но нам нужна информация. Взамен гарантируем сохранение жизни и возвращение в Японию после окончания конфликта.

Офицер снова что-то резко выкрикнул.

— Он говорит, что никакого конфликта нет, — перевел Вэй. — Япония и СССР не находятся в состоянии войны, и наши действия — это акт агрессии.

— Действительно, формально войны нет, — согласился я. — Но мы все знаем о готовящейся японской провокации в районе КВЖД. Спросите его об этом.

Реакция офицера на вопрос была очень показательной, он вздрогнул и на мгновение расширил глаза, прежде чем снова нацепить маску безразличия.

— Он все отрицает, — сказал Вэй, — но его реакция говорит об обратном.

Я повернулся к одному из рядовых солдат, самому молодому на вид:

— Попробуйте с ним. Объясните, что офицер не узнает о его словах.

Вэй перевел. Молодой солдат заколебался, бросив испуганный взгляд на офицера, но затем тихо произнес несколько фраз.

— Он говорит, что их рота