Князь поневоле. Оружейник Империи - Илья Городчиков

Самая простая провокация сработала удивительно эффективно. Полицейский высунулся из-за дерева и, не целясь, запулил два заряда дроби куда-то в мою сторону. Попасть ему не удалось, но промедление для перезарядки позволило действовать Семёну. Он змеёй прополз между деревьев и худых кустов, зайдя с фланга стрелка, пока тот перезаряжался.

Казак встал на колено и выстрелил. Момента попадания я не увидел, но вот заваливавшееся на бок тело полицейского не увидеть было сложно. У него буквально не было руки — двумя близкими выстрелами картечь просто обрубила конечность чуть ниже плеча, и теперь служитель порядка верещал что-то нечленораздельное. Возможности спасти его не было — оставалось только закончить его страдания, и я подбежал к лежащему телу, целясь в голову раненого. Тяжёлая пуля просто взорвала его голову, разбрызгав содержимое черепной коробки по окрестностям.

Не успел я перевести дух после столкновения, как в стороне прозвучали многочисленные выстрелы. Это были не тяжёлые уханья ружей, не хлёст винтовок. Звуки больше напоминали пистолетные хлопки, никак не вяжущиеся с вооружением нашей группы. Сами звуки уже приносили непонимание, и что-то подсказывало, что нам нужно быть как можно дальше от этого места.

— Уходим! — крикнул Семён, подхватывая ружьё погибшего полицейского и срывая с него патронташ.

Мы побежали в сторону выхода из леса. Неизвестно откуда появилось столько свободной энергии, но бежали мы как спринтеры, несмотря на снег, достигающий середины голени. Пот струился по телу рекой, в глазах начали расцветать тёмные цветы, и захотелось просто рухнуть в холодный снег, но вот Семён, несущийся вперёд, не позволял даже думать об отдыхе.

— Стой, княже!

Перед нами оказалась тёмная фигура с поднятыми руками. Ружьё висело у него за спиной, а в ладони был зажат револьвер. Человек был весь в крови, но стоял как каменное изваяние, находясь под прицелом Семёна. Далеко не сразу я признал в нём человека.

— Револьвер на землю! — рявкнул телохранитель.

— Не стреляйте, князь! — в ответ крикнул незнакомец, отпуская револьвер. — Тебе бежать надобно. В деревне ещё отряд ждёт. Я тебя другой тропой выведу.

Мы с Семёном переглянулись. Наличие револьвера вполне объясняло странные приглушённые выстрелы, от которых мы бежали, да и лесник, когда мы разделывали добытого кабана, не был настолько залитым кровью, тогда как сейчас выглядел так, будто искупался в кровяном бассейне.

— И какого чёрта я тебе верить должен?

— Ну, если в гузне чешется, то можешь проверить сходить, — Виктор махнул в сторону. — Там на полянке дядька твой с пробитой головой лежит. Только пока ходить будешь, то сюда ещё отряд по твою голову успеет припереться и нашпигуют тебя свинцом, что секача твоего. — Лесник закашлялся. — Либо давай дурку гнать не будем, ваша светлость, и рвать когти отсюда будем, а жмуриков оставим гнить здесь. Выбирайте, ваша светлость.

Глава 20

Никогда не думал, что буду выступать в качестве беглеца, но делать было нечего — судьба распорядилась моей жизнью иначе. Темнота постепенно опустилась на лес внезапно, как тяжёлый занавес. Я шёл по лесу, спотыкаясь о корни, чувствовал, как кровь понемногу сочится из царапины на щеке — где-то в спешке я задел лицом сухую ветку. Рядом, тяжело дыша, шагал Семён — его мощная фигура, обычно уверенная и даже наглая, сейчас сгибалась под тяжестью ранения в плечо. Мы бежали по снегу уже несколько часов, петляя одними только известными охотнику крюками и тропами, с того момента, как в лесу образовалось на несколько трупов больше. Иногда меня преследовало чувство, что мы ходим кругами — все сугробы, все ёлки, кусты, следы смешались в одну картину. К тому же, усталость делала меня только злее и злее, но останавливаться было нельзя. Я был практически полностью уверен, что если мы остановимся хотя бы на мгновение, то нас настигнут и уже тогда накажут по всей строгости закона, а быть может, что и постреляют как собак нерезаных.

В один момент лесничий приказал нам не двигаться и оставаться на месте, а сам удалился в темноту. Весь он был какой-то взъерошенный, неспокойный, а длинная борода превратилась в один сплошной колтун от ледяного пота. Я с большим удовольствием присел на снег, предварительно распинав снег по углам. Приятного в сидении на холодной земле было маловато, но физически было важно просто отдохнуть. В противном случае в моменте я бы просто выплюнул лёгкие, а ноги вовсе перестали бы работать.

Виктор появился бесшумно, как тень. Его худощавая фигура вынырнула из темноты так внезапно, что Семён едва не выпалил в его лицо дуплетом из ружья. Правда, потом он замолчал и одними губами явно послал этого человека всеми бранными словами, которые только знал.

— Тихо! — прошептал лесник, прижимая палец к губам. — За нами идут шестеро. С двумя собаками. Поднимайтесь быстрее и двигаемся быстрее.

Сердце сжалось от страха в мелкий комок. С каждой минутой убегать становилось всё сложнее. Одежда уже не спасала от холода, пальцы промёрзли до основания, усы и борода давно превратились в сплошные волосатые ледышки. Даже оружие я уже не поднимал — настолько ослабло тело. Теперь же придётся бежать не просто от людей, которые могут ошибаться, потеряться, просто пройти мимо следа по невнимательности, а от собак. Животные эти были известны не только своим феноменальным нюхом, но и поразительной способностью убивать людей.

Он повёл нас по тропе, известной только ему — через бурелом, где следы терялись среди поваленных мощным ветром старых стволов, вдоль промёрзшего насквозь ручья, по крутым склонам, цепляться за которые было сложно. Я, стиснув зубы, превозмогал боль в спине, которую всё же успела вскользь затронуть дробь. Каждый шаг отдавался огнём вдоль позвоночника, но остановка означала скорую погибель.

Деревня Горелово появилась неожиданно — несколько старых деревянных изб, притулившихся у лесной опушки. Виктор указал на крайний дом — вполне добротную избу с крепким забором и очищенной от снега площадкой перед самим жилищем.

— Здесь Марфа живёт — сестра моя, — прошептал лесник, аккуратно открывая калитку. — Она никому не откажет, никого не подведёт.

Дверь отворилась ещё до того момента, как в неё постучались. На пороге стояла молодая девушка лет двадцати, в простом домотканом платье и спрятанными под платком волосами. В руках она держала свечу, свет которой дрожал на бледном лице.

— Марфа, —