Адмирал космического флота - Геннадий Борчанинов

Меня Гуссейнов не заметил.

— Как они? — спросил я.

Он чуть не подскочил от испуга.

— Господин адмирал! — воскликнул он. — Ох, я чуть… Что ж вы так подкрадываетесь?

— Что со спасёнными, Гуссейнов? — спросил я, игнорируя его вопрос.

— А что с ними? Разместил, трое тяжёлых, остальные так… В базу, вон, вношу потихоньку, — сказал он. — Лечение назначил всем вот…

Вникать в подробности назначенного лечения я не стал, надеюсь, он знает, что делает и не напортачит. А вот про спасённых нужно было разузнать поподробнее.

— Личности установили? — спросил я.

— Первым делом, как же, — хмыкнул Гуссейнов.

— Список, — потребовал я.

— Э-э-э… Сейчас, минутку, — сказал он.

Он выслал мне список пациентов. Оператор, оператор, оператор третьего класса, старший мичман… Лейтенант… Капитан третьего ранга… Я даже не поверил своим глазам. Юсупов здесь.

— Юсупов здесь? — воскликнул я.

— Что? А… Так точно, господин адмирал, — сказал Гуссейнов. — У него это… Ожоги, в тяжелом состоянии он. В гидрогеле, не знаю, когда очухается.

— Очухается… — прошипел я. — Имей уважение к старшим по званию, оператор. Иначе быстро в реакторную переедешь.

— Виноват, господин адмирал, — сказал Гуссейнов, но я видел, что предупреждению он не внял и вины не чувствует. Наоборот, он всем видом показывал оскорблённую невинность.

— Как только очнётся, доложишь незамедлительно, — приказал я.

— Есть, — ответил он.

Гуссейнов, похоже, даже и не понял, что мы спасли фактически и.о. командира «Гелиоса». По бумагам командиром числился некий капитан второго ранга Черненко, но фактически он всё это время находился на лечении, и кораблём командовал Юсупов.

Можно было бы посетить кого-нибудь ещё из спасённых, но я не видел в этом особого смысла, вернее, не хотел делать это прямо сейчас. Потом, когда очнётся Юсупов, пообщаюсь со всеми сразу. Как раз успею подготовить приказы о награждении, чтобы вручить им всем заслуженные ордена. Все они заслужили самые высшие награды, а Юсупов так и вовсе — Полярную Звезду. Всем погибшим будет присвоено звание Героев Империи, посмертно.

— Господин адмирал, «Кронос» вышел, — доложил мне старпом, едва я покинул медблок.

Значит, скоро выйдет и «Эгида». И можно будет отправляться по следу. Маршрут уже определён, «Либерти» пошла прямо к Новой Москве, иначе и быть не могло. И мы тоже пойдём туда.

— Пусть Каргин свяжется, — ответил я. — Хотя… Сейчас я.

В центр управления я вернулся быстрым шагом, почти бегом. Как известно, бегущий генерал (в моём случае — адмирал) в мирное время вызывает смех, а в военное — панику, так что я старался слишком сильно не ускоряться.

— Дайте мне Ткачёва, — с порога потребовал я.

Для командира «Кроноса» у меня имелось несколько слов.

Связь наладили почти сразу же, долго ждать не пришлось. В конце концов, связисты «Кроноса» делали то же самое, что и наши.

— «Гремящий»⁈ Как это вы раньше нас добрались? — прозвучал удивлённый голос Ткачёва в наушниках.

— Военная тайна, — соврал я, не желая признаваться в своей ошибке. — К драке мы всё равно опоздали.

— Да, кулаками махать уже поздновато, — хмыкнул контр-адмирал. — Идём по следу?

— Так точно. К Новой Москве, — сказал я. — Выходим прямо сейчас, «Эгида» пусть догоняет.

— Есть, вас понял, господин адмирал, — сказал он. — Как думаете, догоним?

Я помолчал, глядя на звёздную карту. Шансы были, хоть и не такие большие. «Гелиос» сделал всё, что мог, чтобы задержать противника. Мы должны теперь сделать всё, чтобы его жертва не была напрасной.

— Догоним, — твёрдо сказал я.

Глава 19

Никакой увлекательности в этой погоне, конечно же, не было. Всё-таки это не лавирование между небоскрёбов и даже не игра в шашки в потоке машин, это всего лишь полёт через космос и гиперпространство, такой же, как тысячи других, за исключением того, что теперь мы выжимали из движков всё возможное, чтобы набирать скорость как можно быстрее.

Вот когда «Либерти» покажется на наших мониторах, сначала крохотной точкой, а затем ярким пятном, тогда можно будет говорить об азарте. Но и то, это будет уже азарт сражения, а не погони.

До Новой Москвы лететь отсюда было ещё дольше, чем до Аргаяша, не меньше десяти прыжков по самому короткому маршруту. К счастью, адмирал Вебер пошла по длинной тропинке.

Здесь, в центральном секторе, обитаемых систем было гораздо больше, чем на окраинах Империи, так что донесения шли нам нескончаемым потоком. «Либерти» даже и не думала скрываться, раз за разом попадая в зону действия станционных сенсоров или других кораблей. А те, в свою очередь, докладывали нам, где видели альянсовский линкор. Так что даже в местонахождении «Либерти» никакой интриги не было. Погоня превратилась в рутинную прогулку, в ходе которой мы выигрывали примерно полчаса за один гиперпространственный переход. Даже чуть меньше.

В этот раз я не пытался шутить с гиперпространством. Сорок тысяч, не больше, нам и этого должно хватить. Входили и выходили одновременно с «Кроносом», «Эгида» шла чуть позади. Даже если что-то пойдёт не так, артиллерийская батарея у Новой Москвы сумеет выиграть для нас немного времени.

Спустя несколько часов и четыре перехода, за время которых я успел снова вздремнуть и перекусить, оператор Гуссейнов доложил мне, что очнулся кап-три Юсупов. Я отложил все дела и снова отправился в медблок, прихватив с собой лейтенанта Андерсена и набор боевых наград.

В этот раз Гуссейнов встретил меня, как положено, с докладом.

— Веди, — приказал я, перебив его.

Капитан третьего ранга Юсупов находился в специальной гидрогелевой капсуле, откуда торчало только его лицо, закрытое дыхательной маской. На космических кораблях львиную долю травм составляют ожоги. Не самую большую, но вполне значительную. Примерно наравне с последствиями декомпрессии.

Я вошёл в тесную палату, жестом отпустил Гуссейнова. Капитан меня узнал, заулыбался. Это было видно по его глазам. Собственно, только глазами он и мог общаться, моргая или жмурясь, пока что он ничего больше не мог сделать.

— Рад видеть вас, капитан, — сказал я, чувствуя некоторую неловкость.

Юсупов моргнул.

— Хотел бы поблагодарить вас. Лично, — продолжил я. — Вы… Вы настоящий герой.

Он слабо улыбнулся, а у меня ком встал в горле,