Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

Перед мысленным взором Максима мелькнула картинка: гостиная в доме тестя. Растерянный Кабурек, стоящий за спинкой своего любимого кресла. Скорчившаяся в кресле плачущая Эвка, уже без живота. И пустая колыбелька рядом.

«Господь всемогущий!» — капрал-адъютант закрыл глаза, будто представившееся могло каким-то образом воплотиться въяве, здесь и сейчас.

Удара не последовало. Не вонзились в тело клыки, не сдавили горло в последней хватке мощные челюсти. Макс приоткрыл один глаз, потом с удивлением открыл и второй: кладбищенский пёс, вытянувшийся в финальном рывке, замер перед носом стражника каменным изваянием. Резанов оглянулся — второй дух тоже превратился в статую, и на её неровной серой поверхности, уже не тая, начинали оседать снежинки.

— Как ты это сделал? — охрипший голос Иржи звучал глухо. Склонившись над другом, капрал помог ему подняться на ноги, всё ещё не убирая в ножны кацбальгер.

— Понятия не имею, — признался ошарашенный Максим. — А это точно я?

— Разумеется, нет, — раздался насмешливый голос.

Старый знакомый появился с той же стороны кладбища, что и псы. На тирольской шапочке скопилось изрядное количество снега, и промокшее петушиное перо повисло, потеряв свой залихватский вид. Сегодня мессир Фаланд поверх дублета кутался в зелёный шерстяной плащ, подбитый алым шёлком — как кутался бы любой человек ненастным зимним днём.

— Прошу прощения, задержали дела, — тёмные глаза под острыми бровями быстро оглядели всю сцену. — О, да вы и сами, похоже, неплохо справлялись! Третьего уже нет?

— Я его пристрелил, — пояснил Максим и оглянулся по сторонам, отыскивая на земле брошенный во время боя пистоль.

— Вон там, у памятника, — учтиво подсказал обладатель петушиного пера.

— Благодарю, — капрал-адъютант подобрал оружие, отёр от снега и сунул в кобуру. — Простите, почтеннейший пан… или я могу обращаться к вам по имени?

— А это уж вам решать, — тонкие губы под щегольскими усиками изогнулись в усмешке.

— Скажите, мессир Фаланд — это ваши подопечные? — Макс палашом указал на окаменевших псов.

— Мои, — кивнул тот.

— Тогда я ничего не понимаю, — признался Резанов.

— Я ведь как-то уже говорил вам, — худое лицо поднялось к небу. Мессир Фаланд рассеянно рассматривал падающий снег и серую пелену туч. — У меня есть свои стандарты. Всему своё время и место. Согласитесь, ночным кладбищенским духам не время и не место посреди белого дня. Пусть даже сегодня день не такой уж белый, простите за каламбур, — он вытянул ладонь, и на перчатку тотчас легло несколько снежинок.

— Не сочтите за грубость… То есть это не вы их прислали? — Максим ещё раз указал на псов.

— Ни в коем случае! — худое лицо собеседника изобразило крайнюю степень возмущения. — Кто я, по-вашему? Мелкий бес?

— Простите.

— Когда до меня дошли сведения о том, что должно случиться, я посчитал необходимым вмешаться. Хотя не могу не напомнить о своём предупреждении. Сидели бы вы сейчас в «Дереве», потягивали гжанец и хлопот бы не знали, — он искоса посмотрел на приятелей. Те молчали. Господин с петушиным пером притворно вздохнул:

— Ну, нет так нет.

— Мы собираемся на улицу У Милосердных, — хмуро заметил Иржи.

— Поздравить бондаря с помолвкой сына? — с живым интересом отозвался мессир Фаланд. — В добрый путь.

— И проследить, чтобы…

— Чтобы один всем нам известный человек не добрался до счастливых новобрачных первым.

— Так что, полагаю, мы ещё встретимся с вашими подопечными, — подытожил Максим. Плечи под зелёным плащом шевельнулись:

— Как знать. Может, и встретитесь, — собеседник снял свою шапочку, продемонстрировав тщательно зачёсанные назад тёмные волосы. Отряхнул с головного убора снег, одел обратно. Аккуратно поправил петушиное перо. — Но определённо не на улице У Милосердных. Счастливо оставаться, паны стражники.

Прежде, чем Макс или Иржи успели что-либо сказать, высокая фигура развернулась и исчезла в снегопаде. Приятели помедлили немного, затем пошли следом, пересекая кладбище. Из-за шуршащей белой пелены выступил тёмный, без единого огонька в окнах, костёлик.

— Костёл Святой Троицы, — определил Шустал, знавший в Праге каждый храм. — А там, на другой стороне улицы — Эмаузы.

Глава 16

Ночная погоня

В кабинете командора Брунцвика было прохладно, а сам рыцарь сидел за столом в накинутом на плечи меховом плаще. Пан Томаш быстро писал что-то на листке бумаги, то и дело сердито тыча пером в чернильницу. Та стояла в миске с водой, от поверхности воды исходил тонкий парок. При появлении друзей он лишь мельком взглянул на них и хмуро поинтересовался:

— Ну, паны капралы?

— Пан командор, у меня есть две догадки насчёт нашего дела, — отрапортовал Максим.

— А чего-нибудь посущественнее нет? — проворчал Брунцвик. На листок упала чернильная капля, обернувшись неряшливой кляксой. Рыцарь тяжело вздохнул, явно с трудом удерживаясь от ругательств, и отложил записи.

Макс расценил это как приглашение продолжать.

— Пан командор, согласно полученным сведениям, брат Ареций оказался под судом инквизиции вскоре после того, как принял участие в некоем собрании мясников в доме почившего Новотного.

— Прежнего цехмистра?

— Именно. Того самого, чью могилу недавно ограбили, убив кладбищенского сторожа. Думаю, собрание как раз и имело целью добыть накопления цехмистра, сразу после его смерти. Но тот спрятал их в своём собственном гробу, и, возможно, сопроводил сокрытие какими-то наговорами. Потому что тогда поиски потерпели неудачу — иначе не было бы раскопанной могилы и убитого сторожа.

— Допустим. Что нам с того?

— Это сужает круг подозреваемых до цеховых старшин, пан командор.

— Только никак не помогает делу. Мы ведь не можем арестовать разом столько уважаемых пражан, исходя только из подозрений. Представляете,