Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

— Тебе стоит почаще выбираться с Кампы, — заметил Иржи. — И больше пользоваться проходными дворами. Тут таких нет, ближайший — как раз на задворках Муниципального суда, через него можно выйти почти к самому Гаштальскому погосту.

— А если мясник побежал не дворами, а по улице?

Они свернули влево, и Шустал притормозил у низкой сводчатой арки, не закрытой створками ворот.

— Тогда разделимся. Я сюда, а ты — дальше по улице, и потом вправо.

— Там нет перекрёстков?

— Есть. Но даже если тебе придётся пойти влево, ты всё равно в итоге повернёшь и выйдешь к костёлу Святого Гаштала. Возле него и встретимся.

Иржи нырнул в темноту проходного двора. Максим побежал дальше, чувствуя, как начинает покалывать в правом боку. «Надо бы завести себе за правило делать пробежки по утрам», — подумалось парню.

Он миновал восточный отрезок улицы У Милосердных и оказался у очередного перекрёстка. Булыжная мостовая здесь резко сворачивала вправо, а слева, под углом, к ней примыкал неширокий переулочек. На улице, хоть и слабо, горели положенные законом факелы. Переулочек же утопал во мраке.

Максим посмотрел вправо, но никакого движения в неровном, трепещущем отсвете факелов, не заметил. Поколебавшись, он всё-таки свернул в переулок. Похожий на бутылочное горлышко, тот становился всё уже и уже, и через каких-нибудь три десятка шагов капрал-адъютант уже пробирался в пространстве шириной меньше метра, чиркая плечами о стены соседствующих домов. Он старательно всматривался в темноту впереди, но там, как и на оставшейся позади улице, не было ни намёка на движение. То ли пан Модров и мясник успели проскочить этот отрезок пути, то ли вообще не сворачивали в переулок.

«Каково бы было нашему троллю в такой тесноте», — подумалось Резанову.

Бутылочное горлышко внезапно закончилось, здания будто шагнули в стороны от прохода. Однако и здесь не было ни факелов, ни жаровен, так что определить наверняка, насколько шире стал переулок, Максим не мог. Он остановился, несколько раз с силой зажмурился и открыл глаза, пытаясь привыкнуть к мраку и хоть что-то разглядеть вокруг.

И тотчас тяжёлый удар по затылку сделал ночь совершенно непроглядной.

Глава 17

Подвиги пана Барсика

Макс очнулся от того, что кто-то, споткнувшись об его ноги, рухнул сверху всем немалым весом своего тела, ругаясь и как-то странно шипя. Упавший яростно ворочался и, кажется, отбрыкивался, потому что, едва завалившись поперёк ног Резанова, тут же начал отползать в сторону. Один из таких бесцельных выбросов ноги попал по бедру Максима и окончательно привёл его в чувство: удар подбитого гвоздиками каблука оказался очень болезненным.

Капрал-адъютант попытался приподняться и установил, во-первых, что лежит на животе, а, во-вторых, что ругань и шипение в темноте рядом не чередуются, а звучат одновременно. Ругался явно человек — ну или нелюдь — а вот шипел, к удивлению Макса, кот. Грозное «мяу-ау-ау!» прокатилось по тесному переулку как раз в тот момент, когда чужие ноги отодвинулись в сторону и Максим, подтянув свои собственные, тяжёлые и непослушные, смог свернуться в клубок.

Голова раскалывалась, за левым ухом было сыро. «Плохо, если череп не выдержал», — подумалось Резанову. Из позы зародыша он сумел сесть, но мир тут же завертелся, хотя вокруг из-за темноты по-прежнему ничего не было видно. Потом темноту прорезали разноцветные точечки, затеявшие весёлый хоровод. Капрал-адъютант нашарил в кобурах и достал оба пистоля, взвёл курки. Кот коротко и болезненно взвыл. Метрах в трёх от парня раздалось ещё одно ругательство, потом что-то не слишком крупное шмякнулось о мостовую где-то левее.

— Не двигаться! — приказал Максим, чувствуя, как собственный голос гулом отдаётся в черепе. — Шевельнёшься — пристрелю.

В темноте снова послышалось слабое, но злое горловое ворчание. Несмотря на полёт и падение, кот, похоже, всё ещё был вполне способен биться.

— Барсик, стоять! — приказал Резанов больше наудачу. Он не был уверен, что спаситель — полосатый питомец Хелены. Ворчание перешло на тон выше, но осталось на месте.

— Если двинется — можешь продолжить, — разрешил коту Макс.

Темнота по-прежнему молчала. Парень почувствовал, что начинает терять ощущение направления. Единственным ориентиром оставался кот, но кто мог гарантировать, что нападавший сейчас не перебирается тихо-тихо на новое место? Или не подкрадывается к самому Максиму?

Отталкиваясь ногами, Резанов отодвинулся назад — и после двух-трёх толчков ощутил за спиной холодный камень стены. Продолжая упираться ногами, капрал-адъютант поднялся, не выпуская из рук пистоли.

Темнота молчала.

«Глупее не придумаешь. Иржи в соседнем квартале, зря торчит у костёла».

Кот взвыл. Макс чисто инстинктивно отпрянул вправо, оступился и, падая вдоль стены, успел ещё заметить искры, которыми сыпануло попавшее по камню лезвие топора. Резанов выстрелил разом из обоих пистолей, и по крику боли понял, что хотя бы одна пуля угодила в цель. Шипящий звук переместился, снова раздался крик боли, а затем звон упавшего на мостовую металла.

Капрал-адъютант заворочался, стараясь подняться, и мир опять закачался, будто утлая лодочка. Съеденный второпях ужин настоятельно требовал выхода, но парень силой воли подчинил себе и желудок, и подкашивающиеся ноги. Не тратя времени на кобуры, Максим, едва выпрямившись, сунул разряженные пистоли прямо между пуговиц дублета. Холод металла, проникший под рубашку, разом взбодрил его. Уже увереннее капрал-адъютант потянул из ножен кинжал — в палаше, учитывая темноту и тесноту, не было никакого проку.

— Барсик, в сторону! — велел Резанов и шагнул туда, где слышались звуки возобновившейся борьбы.

Кошачий боевой клич действительно сместился куда-то вправо, зато слева прилетел здоровенный кулак. Будь это при свете дня, и имей нападающий возможность хорошо прицелиться — дело наверняка кончилось бы чистым нокаутом. Но на счастье Максима, его всё ещё шатало, будто пьяного, а потрёпанный котом противник, как и сам капрал-адъютант, ориентировался только на звук.

Кулак ударил в левое ухо. Одновременно правая рука стражника с зажатым в ней кинжалом ударила вперёд и вверх, рассекая холодный воздух — и клинок вонзился во что-то плотное. Вопль раздался на уровне лба Макса, не больше, чем в