Когда в июне замерзла Влтава - Алексей Котейко

Максим оглянулся через плечо, подался было вперёд — и снова замер.

«А если нет? Если это личное?»

За три года он успел кое-что узнать о самых разных практиках, применяемых в Золотой Праге, и понимал, что прерванный ритуал может оказаться куда опаснее, чем завершённый. Причём не обязательно для самого чародея. Вспомнилось к тому же недавнее происшествие на Петршине, когда пан Чех святой землёй едва не поднял из могилы нечто совсем уж зловещее.

Макс попытался сосредоточиться на каком-нибудь ощущении, связанном с защищённостью и безопасностью. Из глубин памяти неожиданно всплыла картинка: ему всего четыре или пять, родители в кухне, готовят ужин. А он с большой красивой книгой забрался на диван. В комнате огромная ёлка, такая большая, что мальчик мог бы усесться читать прямо под ней. Горит гирлянда, переливаясь загадочным мерцанием то затухающих, то вспыхивающих огоньков. Плывёт по комнате запах сосновой смолы, мандариновых корочек и типографской краски. Страницы медленно ложатся справа налево, обещая новые чудесные сказки — и в жизни всё хорошо, как и должно быть в детстве.

Парень, насколько мог, постарался ухватить это воспоминание о безмятежном покое — и, словно невидимый полог, накинул его на дом водяного. На секунду Резанову даже показалось, что снаружи здание укрыли огромные сосновые лапы, а по коридорчику разлился запах хвои и мандаринов. Однако видение быстро исчезло — и при этом вроде бы ничего вокруг не изменилось.

Напев в кухне затих, последние отзвуки растаяли в воздухе вместе с дымком от тлеющих трав. Иренка поднялась, аккуратно положила остатки своего букетика на плиту, отряхнула платье. Максим тихонько отступал назад, шаг за шагом, пока не достиг подножия лестницы. Он так и не решился вмешаться: что бы ни сотворила вила, Резанов не чувствовал от этих действий угрозы.

По крайней мере, сейчас.

Глава 18

«У черного рыцаря»

Резанов и Шустал вошли в кордегардию с улицы как раз в тот момент, когда в дверях со двора появился Фауст. Чернокнижник был в самом паршивом настроении. Он пытался на ходу натянуть на левую руку перчатку и от раздражения постоянно попадал пальцами не в те отделения; в конце концов Фауст сдался и сунул перчатки за пояс. Следовавший за чернокнижником пан Чех тоже был мрачнее тучи.

— Сдаётся мне, сеанс не удался, — пробормотал Иржи. Фауст зло зыркнул на капрала и бросил нехотя:

— Не моя вина.

— Пан Чех? — вполголоса обратился к ординарцу Максим, прислушиваясь к яростному топоту чернокнижника, уже поднимавшегося вверх по лестнице.

Ветеран пожал плечами.

— Понятия не имею. Как по мне — было точно как на Петршине. А что он вызнал — сказал, только пану командору доложит.

— Пойдёмте, — решил Резанов, ступая на лестницу. — Думаю, пан командор не будет против нашего присутствия.

На стук в дверь голос Брунцвика приказал: «Войдите!». Фауст, то ли успевший совладать с собой, то ли в очередной раз резко поменявший настроение, всем видом выражал презрение возвышенной учёности к безграмотной публике. Руки уже были в перчатках.

— Итак? — вопросительно посмотрел на чернокнижника рыцарь, когда его подчинённые выстроились чуть в стороне, ближе ко входу.

— Печать Великого Молчальника, — подчёркивая каждое слово, пояснил Фауст. Выждал театральную паузу и, хмыкнув, пояснил:

— Этот болван при жизни принял участие в ритуале, накладывающем определённые ограничения на разглашение сведений личного характера. Вполне возможно, что он даже сам об этом не знал.

— Каким образом? — нахмурился Томаш.

— Да очень просто. Пущенная по кругу чаша вина, или преломленная краюха хлеба. Выглядит безобидно, верно? И для здоровья последствий никаких. Но в вашем случае…

— В нашем, — поправил командор.

— В вашем, в вашем, — саркастически усмехнулся Фауст. — Не будем забывать, что я всего лишь независимый эксперт, приглашённый для консультации. Так вот, в вашем случае это означает, что покойный даже после смерти не может выдать имя, облик и вообще какие-либо сведения о том, кто его напоил тем самым вином или накормил хлебом. Удобно, верно?

— Для сокрытия — очень, — согласился Брунцвик. — А что насчёт катакомб?

— Вам нужен дом с рыцарем на домовом знаке.

— Это мы уже знаем, — подал голос Иржи. Чернокнижник недовольно оглянулся на него через плечо:

— Ну, раз тут собрались такие сведущие люди, мне делать нечего. Всего хорошего.

— Пан Фауст, — нарочито спокойным тоном позвал командор. Тот ещё несколько секунд презрительно молчал, потом продолжил:

— Проход к лазу через этот дом, но насколько мне удалось понять — не в самом здании. Вам нужно будет искать во дворе.

— Там есть двор? — удивился Макс.

— Разумеется, есть! — в свою очередь удивлённо посмотрел на капрала-адъютанта чернокнижник. — Думаю, лаз скрыт в какой-то из надворных построек, а, может, даже просто под плитами, если двор мощёный.

— Пан Фауст, можно спросить? — вежливо осведомился Резанов. Чернокнижник чуть менее заносчиво поглядел на него и величественно кивнул. — Когда на вас напали три года тому назад, вы допрашивали нападавших, и тогда показания были гораздо подробнее…

— Естественно! — снова кивнул Фауст. — Во-первых, я их, как вы выразились, «допрашивал» сразу после гибели. Во-вторых, я, если вы не заметили, присутствовал при нападении, поэтому мог выстраивать вполне связные умозаключения. Логика, молодой человек — великая вещь. В-третьих, мне тогда никто не пытался помешать.

Чернокнижник вдруг разом переменился, заносчивость куда-то подевалась и, обращаясь к Брунцвику, он заговорил уже куда более вежливо, деловито — и встревоженно:

— Вот что я вам скажу, пан Томаш. Не знаю, у кого учился тот, за кем вы гоняетесь, но учили его хорошо. Думаю, вы это и сами понимаете.

— Понимаю, — подтвердил командор.

— И я не о договоре