Назад в СССР: Классный руководитель, том 2 - Евгений Алексеев

— А ты можешь отличить кабана от свинины?

— Конечно. У дикого кабана совсем другой вкус, мясо более жёсткое, плотное, но такой букет вкуса — не сравнишь с обычной хрюшкой. И здесь шеф-повар — гений кулинарного искусства. Пал Сергееч, если бы в Париже открыл бы ресторан, загребал бы мильоны. Хотя ему и здесь неплохо платят.

Ансамбль играл инструменталку, звучала она незатейливо и ненавязчиво. Танцующих я уже не увидел, но в зале явно наметились пустые места. Упорхнув, стайка прекрасных нимф увела с собой и часть солидных мужчин, жаждущих запретных ласк.

Я наложил в тарелку из каждого сектора несколько кусочков мяса, сдобрил подливой, что стояла в серебряных соусниках, напоминающих лампы Алладина. И положил в рот.

— Вкус «спецфический», — вспомнив я опять юмореску Жванецкого, я попытался воспроизвести фразу, как это делал Райкин.

Борис расплылся в довольной улыбке:

— Олег, скажи честно, ты раньше никогда таких деликатесов не ел?

Что я мог сказать парню? Что ел я всё это в ресторанах, покупал весь этот советский дефицит в обычных магазинах? И столы по праздникам украшали и салаты, и сервелат, и красная икра, хорошее «Бордо», и коньяк «Хеннеси».

— Что-то ел. Моя жена доставала. Она у меня завсекцией в магазине «Ленинград» работает. Достаёт дефицит. Хотя, конечно, без такого размаха.

— Твоя супруга — молодец, уважуха.

Почему-то на ум пришли оскорбления Марины, которые она бросала в лицо мужу. А ведь они так походили на те, которыми награждала меня незабвенная супруга. Неужели с Мариной повторится то же самое? Я даже поёжился от этой мысли, прошиб озноб, похолодели пальцы.

Марина вернулась, присела рядом с отцом, который обнял её, нежно прижал к себе, провёл рукой по её плечу. Девушка ткнулась в его плечо, но потом выпрямилась и застыла. Поскольку ансамбль опять грянул туш, привлекая внимание.

В круг света вступил распорядитель и произнёс имя следующего исполнителя. В голове что-то вспыхнуло, перекрутилось, словно калейдоскоп, я и на миг затаил дыхание, ожидая выхода гостьи. Дверь распахнулась и в зал вошла Она. Примадонна. Хотя пока ещё не достигшая этого уровня. В простом облегающем фигуру тёмно-фиолетовом платье, в свете софитов светлые лишь с рыжиной волосы. Шла пока чуть стесняясь, опустив глаза. Вышла перед ансамблем, взяла микрофон со стойки, который издал едва заметный скрежет.

— Для дорогой именинницы, — зазвучал хрипловатый, но такой узнаваемый голос, от которого меня будто пронзило электроразрядом. — Марины Кирилловны.

Ансамбль попытался изобразить мелодию, но понятное дело, получалось у них плохо. Но голос, драматизм сумел скрыть все недостатки.

По острым иглам яркого огня

Бегу, бегу, дорогам нет конца

Огромный мир замкнулся для меня

В арены круг и маску без лица

Я шут, я Арлекин, я просто смех

Без имени и, в общем, без судьбы

Какое, право, дело вам до тех

Над кем пришли повеселиться вы?

https://yandex.ru/video/preview/11037912458902628736

Я слушал и не верил, что сижу в зале, где передо мной живьём выступает сама Алла Борисовна Пугачёва, угловатая, несовершенная во всем, застенчивая, ещё не вошедшая в свой образ Дивы, Примадонны. Восходящая суперзвезда, которая находилась пока лишь в самом начале своего триумфа. А я с досадой вспоминал, как суперзвезда превратится в «красного гиганта», который будет, расширяя своё влияние, пожирать другие таланты с жадностью, уничтожая их, ревнуя к своему успеху.

Когда она закончила петь, я обвёл взглядом зал, пытаясь понять, какое впечатление произвела эта песня и заметил скучающие, непонимающие лица. Кто-то бездумно наливал себе в рюмку водки, кто-то продолжал в темноте лапать «ночную бабочку», сидевшую рядом за столиком. Никто, кроме меня, не мог оценить того, что сейчас услышал.

Алла, чуть отдышавшись, обернулась к руководителю ансамбля и показала жестом, какую песню будет сейчас исполнять, а я лихорадочно пытался угадать, что это будет. И я это услышал, эту пронзительно-печальную песню:

А ты придёшь, когда темно, когда в окно ударит вьюга

Когда припомнишь, как давно не согревали мы друг друга

Да ты прядёшь, когда темно

И так захочешь теплоты не полюбившейся когда то

Что переждать не сможешь ты трёх человек у автомата.

Почему эта песня так трогала мою душу. Ведь я никогда никого не бросал и меня не бросали, и я не страдал от неразделённой любви. Но я так хорошо представлял этот образ. Это вызывало щемящую боль в груди. Но потом Алла спела весело и задорно свой хит «Всё могут короли»:

Жил да был один король,

Правил он, как мог, страною и людьми.

Звался он Луи Второй,

Звался он Луи Второй,

Но, впрочем, песня не о нем, а о любви

https://vkvideo.ru/playlist/-12929701_37505809/video-12929701_456240377

Под такую музыку хорошо было бы размяться, потанцевать, но все эти солидные мужики сидели, как каменные статуи. Это вызвало непроизвольно у меня улыбку. Когда Алла ушла и ансамбль опять заиграл что-то нейтральное, Борис спросил:

— Ну, и как тебе? Нравится?

— Да, очень. Алла станет мегазвездой нашей эстрады.

— Шутишь? Эта вульгарная дамочка? Не смеши. Сейчас попоёт все это и исчезнет, как будто и не было её. Не пропустят ее в телеящик. Лапин не допустит.

— Борис, ты не прав, — вырвалось у меня непроизвольно.

— Странно, Антонов тебе не нравится, а эта как ее, Пугачёва, простушка с провинциальными манерами, нравится. Я думал, что у тебя получше вкус.

— Да, вкус у меня плохой, это ты прав.

— Слушай, я не говорил, что у тебя плохой вкус, — в голосе Бориса я чувствовал сильнейшее раздражение и причины не понимал. — Я просто удивляюсь, что ты не видишь очевидных вещей.

— Антонов и Пугачёва станут мегазвёздами нашей эстрады.

— Что ты равняешь отличного певца и композитора с какой-то провинциальной певичкой⁈ — Боря начал все сильнее и сильнее заводиться.

Но поссориться мы не успели. Вдруг ярко вспыхнул свет в зале, и я на миг зажмурился, ощутив боль в глазах от резкой перемены от полутьмы к слепящему освещению, который пролился из ламп ребристого потолка. Распорядитель прошёлся по рядам столиком, и жриц свободной любви словно ветром сдуло. Через несколько минут вернулись и остальные гости, на ходу застёгивая пиджаки, затягивая узлы на галстуках. Расселись за столики.

— Чего случилось? — не понял я.

Мой напарник стал серьёзным, даже мрачным.

— Визит большой шишки намечается, — пробурчал он, застёгивая пиджак и поднимая узел галстука повыше.

— Косыгин что ли приедет?

У Бори лицо вытянулось,