Граф - Игорь Николаевич Конычев

Раскату грома вторил выстрел: Нечаев вступил в бой. Промахнуться мимо жирной туши Бобринского было сложно даже в условиях бури. Тонкая бледная кожа взорвалась, но пуля скрылась где-то в складках жира, мгновенно затянув рану. Пока монстр выбирался, Петр выстрелил еще несколько раз, но все безрезультатно.

Я призвал печати и выпустил в графа столп черного пламени. Оно опалило измененное туловище, заставив Бобринского издать пронзительный тонкий вопль, от которого вдребезги раскололись еще уцелевшие стекла его особняка.

Граф рванулся ко мне, стремясь раздавить своим огромным телом. Я ушел влево, полоснув по туше мечом. Удар получился хорошим: пылающее лезвие глубоко вошло в тушу Бобринского и вспороло ее едва ли не до хвоста. В грязь упали остатки не переваренной трапезы и зловонные внутренности, которые граф принялся тут же пожирать. Я же ошарашено смотрел, как оставленная мной жуткая рана затягивается сама собой.

Одутловатая голова чудовища задергалась, когда вышедший из леса Нечаев принялся разряжать в нее все, что у него только было. Я ушел с линии огня и атаковал противника с фланга. Широко расставив ноги, словно лесоруб, я со всей силы рубанул мечом по туловищу графа. Оружие с шипением вгрызлось в покрытую струпьями плоть. Бобринский снова завопил и дернулся всем телом, отбросив меня далеко в сторону, будто ветер сухой лист.

Мои ноги заскользили по грязи, но я смог устоять, вонзив в землю свой меч. Клинок из черного пламени вспыхнул, распаляясь от моего гнева. Слева громыхнуло: Нечаев разрядил сразу оба ствола в полезшего на нас графа. Бобринский даже не замедлился.

Я оттолкнул перезаряжающего оружие Нечаева в одну сторону, а сам бросился в другую. Вонючая туша проскользила мимо нас, врезалась в фонтан и превратила его в груду обломков.

— Что это за тварь? — я послал в Бобринского еще один столп пламени, опаливший часть его головы и сделавший ее еще уродливее.

— Не знаю, — Нечаев перезарядил ружье и выстрелил почти в упор. Пуля, которая легко убила бы человека, лишь разозлила то, что некогда являлось таковым.

— Голод! Еда! Наталия! — заорал чужим голосом Бобринский и попёр на Нечаева.

Петр отбросил разряженное ружье, выхватил пистолеты, но и они оказались бесполезны. Короткой толстой рукой Бобринский попытался схватить его, но не рассчитал своей скорости, извернулся и упал, сбив с ног и Петра.

Нечаев пролетел с десяток метров и распластался в грязи. Граф навис над ним, роняя на землю едкую слюну. Чудовищный рот открылся, намереваясь проглотить взрослого мужчину целиком.

Я вскочил на бугристую спину Бобринского, пробежал по ней и вонзил клинок точно в покрытый толстыми складками загривок. Меч с шипением вошел в податливое тело, но мне пришлось выпустить рукоять и прыгнуть в сторону. Визжа от боли Бобринский начал кататься по земле, угрожая раздавить и меня, и Нечаева.

Не успев среагировать, Петр получил удар хвостом, отчего сложился пополам и отлетел в кусты. Я успел увернуться и избежать подобной участи. Бобринский пронесся мимо, вкатился в свой особняк, разрушил там несколько стен и выпростался наружу трясущийся от ярости.

— Убью! Убью! Убью! — брызжа слюной, орал он.

— Бегите! — прохрипел выбравшийся из кустов Нечаев. Он хотел сказать что-то еще, но так и замер с раскрытым ртом, глядя на меня.

Мой же взгляд впился в безобразную тушу изверга, коим стал Бобринский. Я не мигал, не дышал и не думал ни о чем больше, кроме как о том, чтобы прикончить эту тварь. Всепоглощающий гнев накрыл меня с головой. В сознании гулко ударили два сердца. Потом одно, но громоподобно. Сверкнула молния. В ее короткой вспышке моя тень многократно разрослась и вытянулась, встав у меня за спиной. Я поднял руку, в которой сразу же появился пылающий черным пламенем меч, и тень повторила мой жест.

В черной пустоте зажглись два зеленых глаза. И когда я разрубил мечом воздух перед собой, гигантская тень опустила свое призрачное оружие на застывшего на месте графа Бобринского. Гигантский меч рассек и уродливую тварь, и часть особняка, после чего тот «сложился», словно карточный домик.

Разрубленный на две половины Бобринский продолжал дергаться. В его изуродованной плоти среди внутренностей копошились сотни личинок полозов. Я призвал перед ладонью печати, и тень за спиной сделала то же самое. Ревущее черное пламя охватило то, что осталось от графа Бобринского и превратило его в пепел, который тут же подхватил воющий ветер и остервенело разметал по округе.

Тень за моей спиной исчезла, а сам я, лишившись сил, припал на колено. Кое-как дохромавший до меня Нечаев уселся прямо в грязь. Он порылся в кармане, достал оттуда смятую пачку папирос, сунул одну из них в рот и попытался зажечь зажигалкой. Но вымокший табак наотрез отказывался гореть.

— Михаил Семёнович, — пробормотал он, не оставляя попыток закурить, — помнится, вы говорили о том, что нужно по-человечески…

— А вы о том, что лучше скрытно, — выдохнул я, чувствуя, как силы понемногу возвращаются.

К нам подбежал Гришка и помог Петру подняться. Я от помощи отказался и выпрямился сам. Мальчишка смотрел на меня со смесью ужаса и восхищения. Пришлось выдавить из себя измученную улыбку и взъерошить его мокрые волосы.

— Мда… — Нечаев рассеянно достал изо рта мокрую папиросу и отбросил ее прочь. — Не знал, что вы умеете… — он неопределенно указал пальцем куда-то вверх и за мою спину.

— Сам не знал, — признался я. — Но получилось очень кстати.

— Воистину, — серьезно кивнул Нечаев и задумчиво повторил. — Воистину.

16. Три девицы под окном

Я проспал до следующего вечера, но поднялся с кровати все еще усталым. Заниматься ничем не хотелось. Будь в этом времени телевизоры, я бы провалялся в постели весь вечер. Но технический прогресс еще не достиг нужной точки, так что пришлось искать иные занятия.

За окном все еще моросил неугомонный дождь: уже не такой сильный, как вчера, но и не слабый. В воздухе пахло летней свежестью. Этот запах помог мне избавиться от остатков сонливости и взять себя в руки.

Одевшись и умывшись, я спустился вниз, где застал только Дею. Горничная ловко орудовала пипидастром, уничтожая пыль на тех предметах интерьера, что когда-то бедствующий граф Воронцов еще не успел продать. Цыганка узнала о моем приближении еще до того, как увидела меня, поэтому встретила с уже учтивой улыбкой.

Барин, — девушка чуть склонила голову.

— Добрый… вечер. — Я немного рассеянно осмотрелся. — Нечаев уже проснулся?

— Около полудня он выпил чаю, потом долго беседовал с Дарьей Сергеевной, после чего за ними приехали. — Будничным