Тень пустоты - Эдуард Катлас

— И как далеко до вашей изначальной планеты? — лишь спросил я.

— Она шлет сигналы, — Роза поерзала. — А мы шлем сигналы ей. Сигнал идет две тысячи лет. Но мы посылаем их часто, чтобы родина помнила о нас. И родина не забывает, ее сигналы тоже часты. Каждый год, новый сигнал. И еще много сигналов от всех соседей. На фронтире, и позади, много планет. Им есть о чем поговорить. Там другие технологии, совершенно. Они ушли далеко вперед. Некоторые даже говорят, что в глубине, откуда фронтир ушел давно, все стали слишком мягкотелые, и мы не для того идем по галактике. Но это ересь…

Роза начала засыпать, наконец-то. Все-таки секс, это для многих — скорее возможность поговорить. Но она не забыла о том, с чего начала, как я надеялся:

— Расскажи мне о других мирах.

Хорошо. Пусть это будет сказка на ночь. Мои привычки заставляли меня задавать вопросы, а не отвечать на них. Но она уже засыпает, и, наверное, даже ничего и не запомнит…

Я начал рассказывать. Про Ковчег, про корабль, тоже что-то куда-то несущий по своей галактике, может твой свет какой-то другой истины, которую я не знаю. Про расы, которые поселились на корабле. Самые разные расы, многие из которых — даже не гуманоиды. Про ремонтников, которые так долго летят вместе со своим кораблем, что за это время успели обрести разум. Про говорящие деревья, что тоже обрели разум, и имеют много больше, чем многие из цивилизаций.

Про то, как пусто между звездами, но Ковчег летит, упрямо, вперед и вперед, от одной звезды к другой.

Эта сказка заставила ее уснуть, прямо у меня на плече. Красиво конечно, но я понимал, что долго так не пролежу.

Поэтому тихо снял вылез из под ее головы и переложил ее на походную подушку, постаравшись не разбудить поселенку.

Она не проснулась, но забормотала во сне, реагируя на мой рассказ:

— В кодексе много историй. Говорят, что несущие свет истины, лучшие из них, умеют разговаривать с деревьями, со своими джунглями, в которых живут. А ты, оказывается, умеешь разговаривать с лесом. Может, ты тоже несешь свет истины, только сам еще этого не знаешь?

Она сказала это, даже не просыпаясь, находясь в чуткой фазе быстрого сна. И заснула еще глубже.

А меня ее фраза разбудила. Я рассказывал ей про Ковчег, прежде всего, чтобы еще раз проиллюстрировать, как себя ведут в чужих мирах «великие», если им дать развернуться. Но она уже дремала, с самого начала, так что мой рассказ перетек в простую сказку.

И неожиданно, прямо во сне, она сказала нечто, о чем я даже не думал. А идея то интересная. Я научился очень хорошо ладить с языками. Я даже смог поговорить с разумными деревьями, хотя это было очень тяжелое обучение. Но я мог говорить с ними, а они — могли говорить со мной.

Я понимаю, что джунгли вокруг не обладают разумом, и у них нет настоящего языка. И даже их шевеление листьями совсем ничего не значит.

Я все это понимаю, но я так же знаю, что у меня в багаже очень много языков. И я могу попробовать послушать лес, вдруг, просто вдруг, он скажет что-нибудь интересное.

Подскажет, направит, откроет дорогу, свет к своим истинам.

Засыпая, я смотрел на деревья, и пытался понять, о чем таком они говорят. Вспоминал свой разговор с разумным лесом, проецировал его на эти джунгли.

Я не уверен, возможно, я уже заснул. Но возможно, во сне я задал джунглям вопросы.

И услышал на них ответы.

I I. Интерлюдия. Ремонтник

«Прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего»

Тадеуш Котарбинский

Желтый мазок на спинке немного раздражал.

Нет, чувство было сложнее. В последнее время у него появлялось много сложных чувств, которые сложно выразить одним словом. Желтая краска раздражала и одновременно напоминала о друге, напоминала, что друг существует, друг вернется. А еще постоянное, зудящее желание подтянуть второго, чистого бота и почистить спинку этого. Соскоблить краску, вернуть в первоначальное состояние.

Вернуться в первоначальное состояние самому.

Эти чувства показывали его возмужание. Лишь взрослый, полностью оформившийся ремонтник способен удерживать в рамках одной эмоции сразу комплекс разнообразных чувств, ощущений и прикрепленных к ним знаний-воспоминаний. Давно, еще далекими предками, точно выяснено, что эмоции значительно улучшают запоминание материала. Любого, нужного и ненужного.

Друг называл это дворцами памяти. Взрослые ремонтники называли эту комбинацию оптимизированной вариативностью.

Ананси вывел из-за угла еще одного бота, на спинке которого алел красный мазок, просто чтобы напомнить себе, что одним желтым все равно дело не ограничится, успокоить себя перед ремонтом.

Ремонт — священный обряд, и во время его нельзя отвлекаться, даже на эмоции. Тем более ремонт за бортом, за внешней обшивкой. Не то, чтобы этот был у него первым. В его то возрасте и с его опытом — счет явно ушел за сотню, и многие он просто забыл. Но за бортом красиво.

Жаль, инструкции не позволяют выйти за борт всему. Не более трети состава. В текущем состоянии Ананси — это не более семи ботов, и то это с крохотной натяжкой.

Ну ничего, инструкциям тысячи лет, они писались еще тогда, когда раса ремонтников не обрела разум. А разум — великая вещь, он позволяет иногда читать код инструкций немного в свою пользу.

Если бы ему было нужно дышать, он бы выдохнул. Желтый, и еще шестеро за ним, начали выбираться за борт через технологические шлюзы. Для пассажиров они непригодны, слишком маленькие, но в этом и их удобство. Нырнул, откачал воздух, и ты уже снаружи.

Пусть хотя бы часть тебя. Маленький паучок проберется там, где колонисты не смогут. Записи говорят, что такими ремонтники и создавались, юркими, живучими, способными выполнять любые задачи на борту Ковчега.

И за его бортом. Разница невелика.

Желтый появился снаружи первым, пока Ананси распределял оставшихся внутри ремонтников по внутренним коридорам, помещениям, прижимал их к борту, перехватывал локальные пульты управления, и следил, чтобы никто не мешал.

Особенно пассажиры.

Не то, чтобы вероятность их появления в этой безлюдной части корабля велика, но инструкции предполагают определенный порядок действий. Если они разумны, им лучше следовать. Инструкций много, но это скрижали, и ремонтники тысячелетиями, поколениями следовали им. Может быть, только поэтому они все еще живы. Может, только благодаря им Ковчег идет.

Антенна пошла наружу, сразу, по команде. У ремонтников всегда