Второй шанс для Элии - Марина Николаевна Александрова

которому по силам всё, что угодно. Ощущение силы пьянило и кружило голову! И, когда Зейн убрал руки, я почувствовала горькую обиду, будто он предал меня оставив без прикосновения этого волшебства.

— Для первого раза достаточно, — тем временем заговорил он, поднимаясь на ноги. — Каналы ещё нестабильны и растягивать их нужно постепенно…

— Когда я смогу сама? — спросила я, осознавая, что впервые за свою короткую и полную бессмысленности и безумия жизнь, я почувствовала нечто, что действительно захотела заполучить.

Зейн взглянул на меня своими пронизывающими насквозь глазами, и я вдруг поняла, что он вовсе не хочет говорить об этом. Но, что-то для себя всё же решив, он ответил.

— Я не знаю.

Ну, чудесно, блин! Он не знает!

— Кровь аршваи рам спала столетия в землях отщепенцев. Твои каналы и Томаса неплохо сохранены, у Алисандры уже пошла возрастная деформация, если у неё получится начать взаимодействовать с энергией, то скорее всего весьма посредственно. В ваших венах течёт кровь не просто аршваи рам, вы потомки солем, а это… Это самое ценное в вас.

Пропустив его слова про потомков неких солем и решив попробовать разузнать о них в местной библиотеке, я решила сосредоточиться на том, что действительно показалось интересным.

— Я хочу научиться, — прикусив нижнюю губу, чуть ли не потребовала я.

— Надеюсь, что так, — уголком губ улыбнулся Зейн, а у меня мороз пополз по коже от такой его улыбки, так как один его зрачок вновь вытянулся и преобразился и оттуда на меня смотрел кто-то совершенно иной этому миру.

Уже вечером, еле передвигая ноги после совершенно выматывающей тренировки, когда Зейн выдал мне длинный шест и заставил им махать несколько часов к ряду, я кое-как заставила себя доползти до мужского общежития и постучать в дверь опекуна. Ответом мне была тишина.

Некоторое время я стояла перед дверью, пытаясь вслушаться в звуки, исходящие из комнаты. Может, он уже спит? Но судя по тишине, царившей за дверью это было не так. Если профессор спал, то храп стоял такой, что стёкла в окнах дрожали. Помявшись с ноги на ногу, я хотела было постучать в дверь к Томасу, но всё же решила этого не делать. Все мы ужасно уставали и лишний раз встать с кровати вечером было болезненно и сложно.

Решив зайти пораньше, я направилась к себе. Не то, чтобы у меня был реальный повод для беспокойства. Но! Он был. Во-первых, если ни у меня, ни у ребят просто не было возможности куда-то влипнуть за пределами Башни Семи Стихий, то рабочий день профессора длился до семи вечера, а дальше он мог болтаться, где ему угодно. При нашей последней встрече он сказал, что его начальник познакомил его с нормальными сослуживцами, которые приняли его тепло и знали язык отщепенцев… И, вот тут я вновь напряглась. Эдвин Фирс был самым добрым, сочувствующим и сопереживающим всем и вся мужчиной, но ещё он был болен. Из-за своей болезни ещё будучи молодым он потерял жену, работу, имущество, репутацию и всё, что ему оставалось это бежать к черту на рога, а именно в графство Изэр, где вести о его репутации просто никому были не интересны. И, вот, у моего профессора появляются дружки, свободное время и маленькие деньги, а ещё фраза, которую он обронил, утешая в очередной раз Алисандру.

«— Ничего, мы найдем способ со всем справиться», — шептал профессор и сейчас мне казалось, что это было как предзнаменование грядущей катастрофы.

— Лошпед херов, — стукнув кулаком по стене, прошипела я сквозь сжатые зубы.

Уснула я в эту ночь с трудом. Долго ворочалась, думая о том, что я могу предпринять, если мои предположения окажутся верными? Обычно, на Фирса неплохо действовали запугивания и возможность играть дома. Он как-то сказал, что играть со мной всё равно, что алкоголику пить легкое вино. Вроде и пьёшь, а вроде и не хмелеешь.

— Уж лучше бы пил, — прошептала я. — С этим бы на раз два подвязали, — тяжело вздохнула я, боясь представить, с какими проблемами он мог бы столкнуться во вражеском государстве проигравшись тут в пух и прах. Разумеется, меня волновали не деньги, а то, что с ним сделают за невозможность отдать долг.

Сон был тяжелым, проснулась я с гудящей головой и в прескверном настроении, что само по себе могло быть опасным. За окном только занимался рассвет и больше ждать я не собиралась. Фирсу лучше было бы храпеть на всю общагу иначе даже я не ручаюсь за его здоровье.

Одевшись в форму Башни, собрав все необходимое на сегодня, я решительно вылетела из женской общаги и широким шагом направилась в сторону мужского общежития. Стоило мне свернуть на дорожку, ведущую ко входу, как я увидела предмет моей утренней страсти. Шатающейся походкой этот маленький грузный мужчина, на котором одежда аршваи рам смотрелась, как бальное платье на толстой короткостриженой тетке в очках, пытался взять штурмом ступени. Выходило плохо. Опекун падал, полз на корячках, отчего «юбка» его одеяния становилась ещё пышнее, и, казалось, что это огромный ворох ткани пытается преодолеть непреодолимое.

— Ну, паскуда, — прошипела я сквозь сжатые зубы.

Решительно подошла к этой неваляшке и схватила его заворот, приводя в вертикальное положение.

— Ой, — крякнул профессор от неожиданности, потом подслеповато сощурился, снял с мясистого носа очки, и решил протереть их вымазанными в земле пальцами, чтобы вновь надеть и взглянуть на меня сквозь мутные стёкла. — Элечка, — расплылся опекун в улыбке от уха до уха. — Что-то ты грязная такая, просто с ног до головы, совсем за собой не следишь, — шатаясь в ритме восьмёрки, с умным видом выдал этот смертник.

Я была в той степени ярости, когда любое моё неосторожное движение могло обернуться мордобоем, о котором я, в последствии, могла бы сильно пожалеть.

— Идём, — рыкнула я, утаскивая мужчину в сторону входа в общагу. — Ты где шлялся, падла? — шипела я.

Ускользающим сознанием понимала, что опекун не виноват, что он болен и ему просто нельзя оказываться в таких ситуациях…

Вот только моё темное «я» было твёрдо убеждено, что даже, если так, то спускать с рук такие вещи нельзя.

— Элечка, — вновь приторно улыбнулся опекун, спешно работая своими короткими ножками, чтобы успеть за мной. — Мы с коллегами отмечали зарплату!

— Куда деньги дел? — шваркнув опекуна о стену, нависла я над ним нерушимой скалой.

Опекун шатался и время от времени похихикивал.

— Не скажу, — выдал этот колобок в платье, и поднес указательный палец к губам. — Это секрет. Ребята взяли на сохранение до вечера.