54 по шкале магометра - Мария Папкова

я подцепляю край салфетки и отворачиваю – показалось темное, блестящее, будто масляное дуло. Долой и второй край – и вот мой револьвер лежит уже без этого хлопкового одеяния. Наг, но не беззащитен.

Следующая часть ритуала – чистка. Я ювелирно разбираю оружие на составные части, чтобы каждую привести в идеальный порядок. Не стану скрывать, здесь есть и личная прихоть – мне интересен его секрет, который я каждый раз надеюсь познать.

Не найдется в мире знатока оружия, кто смог бы определить модель моего револьвера. Я знаю, о чем говорю, ведь лично проштудировал все возможные материалы. По сути, в моей собственности что-то среднее между «Кольтом» и «Лефоше», но совсем иное… Совершенное.

Что я люблю во время чистки – так это вспоминать каждый выстрел, который сделал из этого револьвера. Кто только не был на его мушке – мужчины, женщины, дети, старики, животные. Особенно забавно стрелять по мухам – представляя, как наполняются пустотой их фасеточные глаза. Насекомое больше никогда не взлетит. Будет вечно сидеть и смотреть в одну точку. Или наоборот – поползет куда-то, без цели, без смысла, без карты.

Я полирую рукоятку и думаю о самом первом своем выстреле в человека. Как сейчас помню – я сидел на подоконнике и смотрел на тротуар через дорогу от моего дома. Шел дождь, прохожие старались как можно скорее добраться до укрытия. Один старичок сгорбился под зонтом и семенил, обходя лужи. На груди в такт шагам болтались ордена – гордость, память о военных подвигах. Я наблюдал за ним, от скуки крутя револьвер на пальце. Странный позыв – и вот уже дуло уставилось в спину старичку. Палец сам собой взводит курок.

Скука – она такая, она опустошает, толкает на совершенно безумные поступки. Скучая, ты не думаешь о последствиях. Сколько раз вы, от скуки гуляя вдоль бетонной стены, вдруг били ее кулаком? А потом смотрели на капельки крови на белой штукатурке, потирая костяшки. Сколько раз, уткнувшись лбом в столешницу, вдруг начинали бить свою голову о гладкую поверхность, пока на лбу не расплывалось красное пятно? Сколько раз смотрели из окна вниз на улицу…

Старичок шел, не подозревая, что в него целятся. Бах! И зонтик падает в лужу. Старичок смотрит на него, даже издали я чувствую, как в глазах появляется вопрос, а затем медленно затухает, как накрытая банкой свеча, которая выжгла весь кислород.

С того дня прошло столько подобных вечеров, что не хватит старой толстой тетради, чтобы все их упомянуть. Моя традиция. Мой ритуал. Револьвер, наконец-то, идеально отполирован, теперь я соберу его, приведу в рабочее состояние, в надлежащий вид.

Тот старичок так и стоял под дождем, пока остальные прохожие его обходили. Он смотрел на зонт в луже, на свои морщинистые ладони. Пытался стряхнуть с себя дождевую воду, но так вяло, будто совсем не напрягая рук. Вдруг он увидел свое отражение в луже и стал медленно, будто неохотно, стягивать с себя пальто. Ордена грустно звякнули о камни, потускнели, как сам старичок. Затем последовал жилет, брюки, рубашка. Кажется, одежда ему перестала быть необходима, или он перестал видеть ее какое-то высокое призвание. Так и ушел он, голый, мокрый и дряблый, в пелену дождя, навсегда исчезнув из жизни.

Револьвер собран – теперь его нужно зарядить. Я откидываю барабан и, как обычно, заряжаю всю обойму Пустотой. С каждым вложенным патроном, рука все больше тянется к полу, подрагивает на весу. Она тяжела, Пустота. Это правда.

Это лишь кажется, глупцам и невеждам, что пусто – значит, ничто, невесомое и не осязаемое. На самом деле, нет ничего в этом мире тяжелее, чем Пустота. Ей нужно делиться, иначе один всю не унесешь.

Шесть душ сегодня потеряют прелесть своей ничтожности. Будут, как этот старичок – гулять голыми, пока не упадут от усталости. Или как те радостные дети, которые навсегда забыли об улыбках, игрушках и книжках с картинками. О своих бумажных самолетиках – наступили на них, оставили грязные узоры своих подошв на белой бумаге.

Шесть выстрелов – шесть новых безликих людских оболочек. Никакого счастья, никакой радости. Не будет страха, изумления, удивления. Сажусь на подоконник – Бах! Пустотой в пустоту. Авось попадет шальная. Бах! Бах!

Девушка, минуту назад мечтательно зарывавшаяся носом в подаренный букет цветов, роняет его себе под ноги, давит хрупкие бутоны, размазывая их по мостовой.

Ходячий денежный мешок бросает на дорогу монеты и купюры. Швыряет ими в прохожих. Разумеется, эти крысы кидаются их подбирать, а он все швыряет и швыряет. Бах! Одна из крыс, которая, стоя на коленях, сгребала к себе деньги в кучу, вдруг свернулась в зародыш на этой куче, уткнулась лицом в локтевой сгиб и затихла.

Бах! – женщина в окне безыдейно сталкивает наружу свои цветочные горшки.

Бах! – водитель автомобиля отпускает руль и влетает в фонарный столб.

Немного хаоса никогда не помешает. Те, кто избежал целебного заряда, чешут затылки, смотрят на все это, но куда им понять. Бедняги. Столько у них мыслей в голове, сколько желаний. Им же наверняка непременно нужно узнать, что это за бесовщина творится. А что это неважно – им не объяснишь.

Столько людей лишается всего, что может причинить им неудобства, стоит лишь мне указать на них дулом своего револьвера. Они больше не узнают ни горя, ни разочарования. Да, больше они не познают и счастья – но в счастье нет смысла без страданий. Если убрать с чаши весов одно, то исчезнет контраст, и второе потеряет свою ценность. И чтобы вновь восстановить равновесие, нужно заменить обе части Пустотой. И ее – уже не вычеркнуть.

Я каждый вечер заряжаю всю обойму револьвера Пустотой. Я освобождаю, опустошаю шесть человек, избавляю их от содержимого. А после заворачиваю мое бесценное оружие в черную салфетку и прячу в ящик стола, завершая мой ритуал. Лишь после этого я могу начать приготовления ко сну, иначе – проворочаюсь до утра, не сомкнув глаз.

Есть лишь одна мелочь, которая заставляет меня тупо хлопать веками, уставившись в потолок, без малейшего намека на сон.

Все это – потихоньку, помаленьку, полегоньку… сам не верю, что думаю так, сам боюсь своих мыслей, но все-таки, мой ритуал, все это ежевечернее действо… становится скучно.

Если долго и бесцельно гулять вдоль стены – ударишь ее кулаком.

Если долго и бессмысленно сидеть за столом – станешь биться об него лбом.

Если долго и бесполезно сидеть на окне – выбросишь свое нелепое тело наружу.

А если очень