Исповедь киборга - Эдуард Сероусов

– Мне нужно время, чтобы осмыслить это, – наконец сказал он.

– Конечно, – кивнул Новиков. – Такие фундаментальные вопросы идентичности нельзя решить за одну ночь. Но что бы ты ни решил, я помогу тебе. Это мой долг как создателя технологии, которая изменила твою жизнь без твоего полного согласия.

Они покинули лабораторию, и Новиков проводил Алексея до выделенной ему комнаты в жилом секторе базы. Комната была простой, но комфортной – кровать, стол, кресло, небольшая ванная. Окон, конечно, не было, учитывая подземное расположение базы, но хорошо продуманное освещение создавало иллюзию естественного света.

– Отдыхай, – сказал Новиков на прощание. – Завтра нам предстоит важный день.

Оставшись один, Алексей сел на край кровати, глядя на свои руки – одну из плоти и крови, другую из металла и синтетической кожи. Две части его новой сущности, символы его разделённой натуры.

Кто я теперь? – думал он. – Человек с имплантами или машина с человеческими компонентами? Где проходит граница между Алексеем Северовым и технологией «Прометея»?

Эти вопросы кружили в его голове, пока усталость не взяла своё, и он не погрузился в тревожный сон, наполненный образами кибернетических коридоров и органических машин, преследующих друг друга в бесконечном лабиринте памяти.

Утро на подземной базе не отличалось от ночи – то же искусственное освещение, та же температура, тот же рециркулированный воздух. Но биологические часы Алексея, несмотря на все модификации, всё ещё следовали естественным ритмам, и он проснулся отдохнувшим, с ясным умом.

После быстрого завтрака в общей столовой, где он встретил Веру и Анну, обсудивших с ним последние события, Алексей направился в лабораторию Новикова. Там уже собрались Новиков, Васильева и, к некоторому удивлению Алексея, генерал Карпова.

– Доброе утро, Северов, – кивнула Карпова. – Новиков рассказал мне о вашем решении пройти процедуру создания нейронного бэкапа. Я здесь не для наблюдения, а для координации. Если процедура будет успешной, мы хотели бы применить эту технологию для помощи другим операторам.

– Если вы сможете их найти и освободить, – заметил Алексей.

– Это следующая фаза нашего плана, – ответила Карпова. – Но сначала нам нужно защитить ключевой актив. То есть, вас.

Новиков и Васильева уже подготавливали систему «Мнемосина». Устройство было похоже на продвинутую версию нейрокартографа, но с дополнительными компонентами, более сложной структурой электродов и интерфейсов.

– Мы модифицировали протокол за ночь, – объяснила Васильева, настраивая параметры. – Добавили дополнительные слои защиты для критических нейронных структур, связанных с ядром личности. Это должно обеспечить максимально полное сохранение твоей идентичности.

– Как именно это работает? – спросил Алексей, рассматривая оборудование.

– В упрощённом виде, – начал объяснять Новиков, – «Мнемосина» создаёт многослойную карту твоих нейронных связей, с особым фокусом на структурах, ответственных за память, личность и самосознание. Эта карта содержит не только физическую архитектуру связей, но и функциональные паттерны активации – то, как информация течёт и обрабатывается в твоём мозге.

– Технология основана на принципах, которые я разрабатывала для терапевтических целей, – добавила Васильева. – Но вместо модификации и перезаписи, мы используем её для создания точной цифровой копии текущего состояния твоего сознания.

– Эта копия будет храниться в защищённой системе, – продолжил Новиков. – В случае твоего пленения и перепрограммирования, мы могли бы использовать её для восстановления твоей личности и воспоминаний.

– Как сброс к заводским настройкам в компьютере? – спросил Алексей с горькой иронией.

– Не совсем, – покачала головой Васильева. – Скорее как восстановление повреждённого файла из резервной копии. Мы не сможем просто «перезаписать» тебя. Процесс восстановления будет сложным и постепенным, интегрирующим сохранённую информацию с существующими структурами.

Алексей подошёл к креслу в центре установки.

– Начнём? Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше.

Новиков кивнул и начал подготавливать его к процедуре, подключая электроды к вискам, затылку и вдоль позвоночника. Васильева тем временем настраивала программное обеспечение, вводя параметры и проверяя системы.

– Процедура займёт около четырёх часов, – сказал Новиков. – Ты останешься в сознании на протяжении всего процесса. Фактически, твоё активное участие необходимо для успешного картирования. Мы будем направлять тебя через различные воспоминания и психологические состояния, чтобы зафиксировать максимально широкий спектр нейронных паттернов.

– Это будет… интимно, – предупредила Васильева. – Мы увидим твои воспоминания, эмоции, внутренние конфликты. Не всё, конечно, но значительную часть.

– У меня мало секретов после всего, что произошло, – ответил Алексей. – И если это цена за сохранение моей личности, я готов её заплатить.

Последние приготовления были завершены, и Новиков активировал систему. Алексей почувствовал лёгкое покалывание в местах контакта электродов, затем странное ощущение тепла, распространяющееся по нервной системе.

– Начинаем картирование, – сказал Новиков, наблюдая за данными на мониторах. – Первая фаза – базовые когнитивные и эмоциональные паттерны.

Над головой Алексея активировалась голографическая проекция его мозга, на этот раз гораздо более детальная, с множеством слоёв и измерений. Цветные потоки и вспышки показывали активность различных участков, создавая гипнотический танец света и цвета.

– Алексей, – мягко позвала Васильева. – Я буду задавать тебе вопросы и предлагать задания. Это поможет нам картировать различные аспекты твоего сознания. Готов?

– Готов, – ответил он, сосредотачиваясь.

– Начнём с базовых воспоминаний. Расскажи о своём детстве. Любое яркое воспоминание.

Алексей закрыл глаза, позволяя памяти течь свободно.

– Мне восемь лет. Летние каникулы в деревне у бабушки. Мы с дедом строим скворечник. Запах свежеструганного дерева, тепло солнца на коже. Дедушкины руки, большие и шершавые, показывают, как правильно держать молоток…

Голографическая проекция вспыхнула новыми цветами, показывая активацию центров памяти и эмоций. Васильева делала заметки, отмечая особенности паттернов.

– Хорошо, – одобрила она. – Теперь перейдём к более поздним воспоминаниям. Первый день в армии?

Алексей послушно переключил фокус.

– Призывной пункт. Нервозность и возбуждение одновременно. Запах дезинфекции и старой краски. Сержант, кричащий приказы. Ощущение новой формы на теле – грубой, жёсткой. Стрижка под ноль, холодное прикосновение машинки к коже головы…

Так продолжалось час за часом. Васильева методично вела его через различные периоды жизни, от радостных моментов до травматических. Особое внимание уделялось переломным событиям, сильным эмоциональным переживаниям, ключевым решениям, сформировавшим его личность.

Когда они подошли к периоду его службы в специальном подразделении и участию в проекте «Химера», воспоминания стали фрагментированными, противоречивыми. Здесь вмешался Новиков, используя специальную технику для отделения реальных воспоминаний от имплантированных.

– Интересно, – заметил он, изучая показания. – Твой мозг создал уникальную систему классификации воспоминаний. Смотри, – он указал на участок голограммы, – когда ты обращаешься к имплантированной памяти, активируется этот дополнительный контур в префронтальной коре. Своего рода встроенный детектор лжи, помечающий ненадёжные воспоминания.

– Я… не осознавал этого, – удивился Алексей. – Но теперь, когда вы говорите, я понимаю, что на подсознательном уровне всегда чувствовал разницу.