Узнавать Отражение - Ande

Оглядев всё это, я пошёл к двери, из которой и вышел сюда, прикидывая, что, может, с журналистами до города доберусь...

Да только за дверью меня тормознул тот самый мужик, что тормознул меня на Киевском шоссе:

— Стой, Колесов. Михал Михалыч приказал, чтобы ты его дождался.

— Знаешь что? — с досадой ответил я. — Пусть он кому другому приказывает. Я к нему не нанимался...

И резко двинулся на мужика. Да только всё зря. И мужик нехило подготовлен, и мой удар не прошёл, и сзади мне подшибли ноги, и снова завалили мордой в пол. Вывернув руки и сильно навалились, лишая подвижности.

Сквозь свои рывки и попытки вывернуться и освободить руки я услышал: «Хули ты копаешься? Той хернёй, что пацана колоть хотели...»

Тут я почувствовал укол в основание шеи слева, и сознание моё стремительно погасло...

Глава 24

Меня разбудил луч солнца в лицо. Я огляделся. Мансарда деревянного дома. Небольшая комната. Двуспальная панцирная кровать, на которой я лежу, у деревянной стены. Справа от окна — письменный стол. Шкаф у стены напротив. В ногах у меня стул. На нём — аккуратно сложена моя одежда. Сам я — в одних трусах.

Несмотря на это — совсем не холодно. Батарея под незашторенным окном даёт устойчивое тепло. Вспомнил вчерашний день и потер шею. Куда тут они меня укололи?…

На лестничную площадку выходят четыре двери. На одной из них — картинка с писающим мальчиком. На другой — карикатурное женское лицо. На третьей — картинка с мрачным котом с повязкой на глазу.

За писающим мальчиком оказался именно санузел. Так что оделся я спокойно и никуда не торопясь.

Выглянул в окно. Большой загородный участок с вековыми соснами, расчищенными в снегу дорожками и следами в сугробах.

Судя по тому, что моих пижонских ботинок и куртки нигде не видно, — дом частный. Натянул носки и пошёл искать людей, ориентируясь на какой-то шум на первом этаже.

Спустившись по скрипучей лестнице, я оказался в большой гостиной, просвеченной утренним солнцем. Обставленной не без претензии. В одной части — телевизор, журнальный столик, кожаные диван и кресла у камина. В другой половине комнаты — что-то типа кухни. Круглый стол под низко висящим абажуром. Тяжёлые стулья с кожаными сиденьями. Какая-то допотопная газовая плита, такой же древний тумбовый стол и странный холодильник.

Выбивающаяся из общего ряда японская магнитола на подоконнике тихонько вещала «Европу Плюс».

За круглым столом, боком к нему, удобно устроился господин Савченко. В спортивном костюме. Устало положил ноги на стул напротив. На столе лежала кипа газет и стояла кружка. С кофе, судя по запаху в гостиной. Государственный деятель изучал прессу.

Увидев его, я совсем не удивился. Чего-то подобного и ожидал. А он, обернувшись на скрип лестницы, сказал мне:

— Привет, Пол. Кофе будешь? Наливай сам, и вообще не стесняйся. Мне лень за тобой ухаживать.

Я молча постоял, глядя на него. Потом из шкафчика над мойкой достал кружку и налил кофе из современной кофеварки.

— Где это мы?

— Это бывшая дача Ворошилова, в Знаменском. Ново-Огарёво, в общем, — отложил газету хозяин.

— Где моя куртка?

— Вон там, в прихожей, — мотнул он головой.

Куртка обнаружилась на вешалке. Достал сигареты с зажигалкой, вернулся к столу. Поискал глазами пепельницу. Обрезанный автомобильный поршень на подоконнике. Не спрашивая разрешения, закурил, отхлебнув кофе.

— Это у чиновников такие понты? Дача Ворошилова — в Кунцево.

— В Кунцево — дача, о которой знает публика, — хмыкнул Савченко. — А здесь — та, где он жил.

— Зачем такие сложности?

— Сейчас и не разберёшься, — пожал плечами хозяин. — Может быть, потому, что публике не нужно знать, как оно на самом деле.

Он взглянул мне в глаза. Так, это уже пошёл серьёзный разговор. Вот так, сразу. Пока не проснулся. Я отпил кофе:

— И что с Кретчером?

— Думаю, уже прилетел в Швейцарию.

— Помирать?

— Наверное, обойдётся. У нас вчера автоавария случилась. На Калужском шоссе, кстати. Три трупа. Медицинские показатели одного из погибших показали высокую совместимость с Кретчером. Александр Васильевич и распорядился. Печень ему подарили. Медики обещают, что поскрипит ещё финансовая акула.

— Надо же. А что взамен?

— Вчера был сюжет в программе «Время». Президент фонда «Глория» заявил, что инвестирует в Россию двадцать пять миллиардов. Форма и структура кредитования согласуется сейчас его людьми, нашим ЦБ и правительством. Но — в ближайший месяц.

— Жалкий четвертак?! Да с этого козла можно было…

— Ну-ну, Паш… не всё же сразу.

И в этот момент куда-то пропала вся его барственная вальяжность и расслабленность. И, наткнувшись на его жёсткий и холодный взгляд, я заткнулся. Понятно. С такой историей его можно будет доить, пока не помрёт. Главное — не увлекаться. И в досаде, что даже до такой простой мысли я не додумался, да и чисто из вредности я проворчал:

— Даже интересно, как это можно устроить…

— Какая ерунда, Паша! — Михал Михалыч снова стал легкомысленным трудягой, отдыхающим от тяжёлой работы. — На новогодней тусовке американских банкиров на Уолл-стрит появляется скромный и обаятельный русский молодой финансист, Пол Колесофф. С застенчивой улыбкой кланяется издалека Дэвиду, нашему Кретчеру. И, преодолевая робость, просит прославленного инвестора рекомендовать его господину Рокфеллеру. Миллиардов уже на тридцать пять…

— Ну, Михал Михалыч! Нельзя же быть таким наивным! - снова отхлебнул я кофе - Я же, вот с той же робкой улыбкой, скажу Кретчеру, что за кредит в жалкий ярд согласен всё забыть. И не вспоминать даже под пытками. И совсем немного спустя уже буду сидеть на Карибах, с косяком в зубах, в окружении гарема и верных барбудос, отмывать бабки для Дона Пабло Эскобара…

— Кого ты лечишь, Колесов? - устало потянулся чиновник - Какие Карибы? Да у тебя на лбу написана перестрелка в Нью-Йорке при покушении на всемирно известного финансиста. Минирование, тяжёлые пулемёты, гранатомёты и огнемёты…

— А вот тут обидно. Вы абсолютно дремучий и даже допотопный человек, Михал Михалыч. Управляемая противотанковая ракета с вертолёта… в конце концов, учебно-боевые истребители не такие уж и учебные, чтобы не протащить пару залпов… У него же сейчас в Хэмптонсе резиденция?.. Размажу суку в блин… ярда должно хватить…

Я заткнулся, увидев, как у меня трясутся руки. Я даже не знал, что можно испытывать такую тяжёлую,