Апостол Кармы - Максим Злобин

— Ужас какой, — выдохнул Терентьев.

И пожалел, что в кабинете сейчас пусто. Не перед кем изобразить сердечный приступ, а ведь какой удачный сейчас для этого настал момент.

— Циферки меня убьют…

Убить, возможно, не убьют. Но вероятность «случайного» пожара в доме мэра с сегодняшнего дня значительно повысилась.

Ведь «циферки» в Переславле действительно есть. Они есть везде. Безымянная группировка, которая кошмарит новых русских дворян и оставляет на месте своих акций граффити с цифрами «1613».

— Шестнадцать-тринадцать, — вслух проговорил Терентьев год основания династии Романовых.

Кто такие эти «1613»? Да понятно кто. В меньшинстве своём радикально настроенная молодёжь из потомственных аристократов, у которой чешутся кулаки. А в подавляющем большинстве — молодчики из простого народа, которых тайком финансируют радикально настроенные родители той самой молодёжи.

Наёмники, одним словом.

Однако очень идейные наёмники! И идея их — деньги. По слухам, у «циферок» даже есть прейскурант. В нём указано сколько стоит поставить машину «нового русского» на кирпичи, сколько стоит избить его, а сколько… убить.

— Ужас-ужас-ужас…

Да, официально «1613» были признаны запрещённой группировкой на территории Российской Империи. А с другой стороны, где это видано, чтобы законодатели запрещали сами себя?

— Так, — Терентьев попытался взять себя в руки. — Спокойно.

Мэр попытался отогнать мрачные мысли и напомнил себе, что идею с «прейскурантом» почерпнул из жёлтых газет. Что «циферки» давным-давно не устраивали кровавых акций, что наказание за связь с этой группировкой с годами становится всё жёстче и жёстче, и что посадки причастных происходят с изрядной регулярностью.

— Но всё равно! — мэр снова включил видеозапись с криками «Позор!». — Ну как так-то⁈ — и потому прослушал стук в дверь.

— Иван Геннадьевич, можно?

— О! Алфёров! Ты вовремя! Ты видел вообще, что у тебя в городе творится⁈

— У меня? — удивился полицейский. — У вас, Иван Геннадьевич. Вы меня в это не впутывайте.

— А кого мне тогда впутывать, а⁈ Кого, я спрашиваю⁈ Что с Григорьевым случилось хоть кто-нибудь знает⁈ Где он⁈ Кто его увёз⁈ Что происходит-то вообще⁈

Далее случилась непродолжительная немая сцена, во время которой мэр пытался отдышаться после крика, а Алфёров с особым тщанием изучал собственные ногти.

— Я чего зашёл-то? — сказал полицейский, когда понял, что продолжения взбучки не будет. — Ответ из Москвы пришёл. Панкратова действительно отстранили от Канцелярии. И более того, — Алфёров перешёл на шёпот. — Ходит слушок, что он у государя с недавних пор в опале. Что-то там про семейные ценности, вроде бы жён слишком часто меняет…

— Ах-ха-ха-ха!

Будь у Ивана Геннадьевича хвост — вилял бы. Ну хоть одна хорошая новость на фоне всего этого мрака. И как будто бы даже появился шанс выпутаться.

— Так! — Терентьев начал судорожно соображать. — Это значит, что всё-таки мы тут власть. Прекрасно. Не знаю как, но приведи мне всю эту чёртову «контору» сюда. Прямо сегодня, прямо сейчас, и всех до единого.

— Знакомиться будем?

— Да куда знакомиться-то⁈ Не знаю я этих идиотов, и дальше бы не знал! Мне нужно, чтобы они публично признали свою вину! Чтобы народ знал: Терентьев тут не при чём! Так, — Иван Геннадьевич оглядел свой кабинет. — Нужна скрытая камера. А лучше две. Есть у тебя спецы по этому делу?

Глава 14

Про рваный плюш

— Вы не имеете права! — сегодня эта фраза звучала так часто, как будто это промокод на бесплатные деньги.

Но обо всём по порядку:

В сопровождении аж двух патрульных машин, — правда без мигалки, — мы доехали до здания мэрии. Шапочка усадил всю команду «конторы» в такси. Ну а я под предлогом того, что не хочу лезть в машину пятым, нарочно решил прокатиться с господами полицейскими.

Зачем?

Да всё за тем же. В пути попытался прощупать Алфёрова на предмет того, что это вообще за человек. Однако признаюсь честно, что выводов не сделал. Назвать начальника полиции простодушным лопушком нельзя — это точно. Но и пронизывающего «волчьего взгляда», который по канону приписывают матёрым следакам, я тоже не увидел.

Тёмная лошадка, короче говоря. И либо он себя ещё покажет, либо же Алфёров просто усталый мужик, который хочет дотянуть до пенсии как можно спокойней. На всякий случай я решил склоняться к первому, — ко второму всегда успеется.

— Приехали, Ваше Сиятельство.

Очередное моё упущение: я знал, что мэрия находится совсем рядом с офисом «конторы», но даже не подозревал насколько. Два аккуратных здания городской администрации стояли прямо через площадь от нас, — где-то там, вдалеке, сквозь деревья пробивалась желтизна нашего домика.

Далее — путь по пустым безликим коридорам наверх.

Как барин в своём доме никогда не займёт нижний этаж, так и господин Терентьев забрался как можно выше.

— Здравствуйте, — вполне спокойно поздоровался Иван Геннадьевич. — Проходите, присаживайтесь.

Терентьев додумался не заставлять нас стоять, и прямо напротив его рабочего стола в рядок были расставлены стулья. Для нас. Своих же людей он разместил у себя за спиной, — Алфёров устроился за правым плечом мэра, за левым сидела уже знакомая нам по фотографиям Лариса Сергеевна Крыскина, а чуть подальше в углу на табуретке забился Домогацкий.

— Ваше Сиятельство! — к явному неудовольствию мэра, дорожник сорвался с места и начал жать нам руки.

Терентьев на это ничего не сказал, но зубовный скрежет по кабинету прокатился.

Короче говоря: вот мы, вот они. До уровня официальных переговор не хватает лишь табличек с именами и персональных бутылок премиальной воды. Сели мы, значит, сидим. А начать ведь очень трудно. Какая-то отправная точка нужна.

— Роман Сергеевич, — в конце концов первым решил заговорить мэр. — Не могли бы вы рассказать, что этой ночью случилось между вами и графом Григорьевым?

Тут Панкратов легонько ткнул меня локтем, а затем взглядом указал на старинный резной секретер в углу. А там, прислонившись спиной к горшку с фикусом, сидел плюшевый медведь. «Подарок дочки», — подумал бы я: «или внучки», — а затем умилился бы тому, что мэр Переславля на поверку оказался таким сентиментальным человеком.

Но!

Морда медведя была раскурочена. Раскурочена, наспех сшита, и вместо чёрной игрушечной стекляшки на нас смотрел неумело спрятанный объектив. Причём большой; гораздо больше соседнего глаза. Не медведь, короче говоря, а терминатор.

— Прошу прощения, — сказал Михаил Михайлович и указал на игрушку. — Вы ему в голову телефон засунули, что ли?

— Не понимаю о чём речь, — резко вспотнул Терентьев.

— А что, если запись вдруг прервётся? Или зарядка сядет? Или позвонит вдруг кто? — Панкратов тяжко вздохнул. — Ненадёжно.

— Я не понимаю о чём