Апостол Кармы - Максим Злобин

Затем открыл его и вытащил одну-единственную спичку с полосатой, красно-зелёной головкой. И судя по резко распахнувшимся глазам Григорьева…

— Зна-а-а-аете, — протянул я и особо долго не расшаркиваясь зажёг её.

Поднёс красно-зелёное пламя к уголку документа и стал ждать. Магический огонь схватился и начал распространяться по бумаге, при этом совершенно её не повреждая. Да и пальцы мои он облизывал безо всякого дискомфорта, — ненастоящий же.

Механика у артефакта была следующая: как только схватится весь документ, а соответственно и все подписи, что стоят на нём, пламя окончательно определится — красным пламенем ему гореть или зелёным. Красное — подписи подделаны, зелёное — нет.

— Зелёный, — выдохнул граф.

А вот теперь настаёт момент истины. Прокатит мой блеф или не прокатит? Можно сказать, что я выставился в «олл-ин» и теперь жду, решится ли граф заплатить и вскрыть мои карты. Достаточно ли он отчаян, чтобы проверить — а действительно ли я способен на убийство?

— Полагаю, что теперь вы мне верите, — сказал я, сдул зелёное пламя и убрал многострадальную бумажку обратно в карман. — Теперь расскажу об условиях сделки, которую я вам предлагаю. Вы никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не рассказываете про войну родов и про то, что между нами сегодня случилось. Мы никогда не встречались на пустыре, и ничего не было. Соответственно, все живы и здоровы.

Сказать, что Григорьев заинтересовался… сложно. Скорее, теперь он был окончательно сбит с толку.

— Что ты хочешь взамен?

— Взамен я хочу, чтобы вы признали «контору по борьбе с лихоимством и кумовством» настоящим ведомством, признали его власть над вами и разрешили моим людям произвести ревизию вашей артефактной мастерской.

— Нет, — ухмыльнулся Григорьев и покачал головой.

В сложившихся обстоятельствах такая реакция, скажем прямо, показалась мне нездоровой.

— Серьёзно?

— У меня есть деньги, — сказал Егор Егорович. — Просто скажи, сколько тебе нужно и покончим с этим.

А мне от этого лишь интересней стало.

— Боюсь, деньги меня не интересуют. Мне куда важнее узнать как, зачем и почему вы подставили моего отца…

* * *

— Что?

Только-только Егор Егорович рассмотрел в глазах графа Каринского проблеск разума, а тут вдруг такое. Очередной бред, нашёптанный ему на ухо шизофренией. Где Григорьевы и где его отец? Это буквально параллельные миры, которые никогда не пересекались.

— Ты о чём вообще?

— Я об аресте моего родителя, Романа Сергеевича.

— Это я понял, — сказал Егор Егорович. — Но при чём тут я?

— А разве у вас не было мотивов?

— Да каких мотивов-то⁈ — граф не выдержал и перешёл на крик. — Каринский, ты совсем дурак⁈ Прекрати уже нести эту чушь! Ты… Ты так себе цену набиваешь что ли⁈ Скажи уже сколько тебе надо⁈ Прямо скажи! Двадцать миллионов⁈ Пятьдесят⁈ Сто⁈

Егор Егорович в очередной раз начал задыхаться от ярости, а молодой граф напротив него задумался. Чесал подбородок и сверлил его глазами, пытаясь уличить ложь. Ту самую ложь, которой не было.

— Ну допустим, — наконец сказал Каринский. — Однако я хотел бы проверить ваши слова самостоятельно, так что условия сделки остаются теми же. Ревизия мастерской.

— Ни за что. Согласно закону о магических секретах рода…

— Я знаю закон.

— Ну а о чём тогда речь⁈

— Скажу честно. Чем больше вы сопротивляетесь, тем интересней мне узнать, что же такое вы там прячете.

А прятать действительно было что. Покрытая мраком и буквально укутанная в договоры о неразглашении тайна переславского битума могла поставить жирный крест на жизни графа. На его бизнесе, репутации и свободе.

— Это исключено, Каринский. Проси всё, что угодно, но на это я не пойду.

— Воля ваша, — пожал плечами Сергей Романович. — Тогда воюем.

И в тот же самый момент все остальные члены семьи Григорьевых, что до сих пор учтиво помалкивали, принялись орать кто во что горазд.

— Эй-эй-эй-эй! — а лёд начал расти. Всё выше, и выше, и выше. И вот он уже добрался до вздёрнутого кверху подбородка сына, зафиксировал его голову и продолжил нарастать.

— Да, Егор Егорович, — прокомментировал Каринский. — Я совсем дурак. Прямо как вы только что и сказали.

— Отее-ееец! — сорвав голос заорал наследник Григорьева и…

— Ладно! — крикнул граф. — Хватит! Прекрати! — и ужас тотчас закончился. — Я согласен!

Но впереди теперь торги.

— Пообещай мне, что никто не тронет мою семью!

— Хм, — Каринский пристально вгляделся в глаза графа. — Знаете? Наш самодержец, Алексей Николаевич Романов, придерживается мысли о том, что дети не виноваты в грехах своих родителей. И кто я такой, чтобы спорить с Его Величеством? Со своей стороны я сделаю всё возможное, чтобы род Григорьевых не попал в опалу.

— Обещаешь?

— Обещаю. Лично выступлю с просьбой не наказывать ваших близких. А теперь звоните своим мордоворотам и скажите, чтобы пропустили людей из «конторы» на территорию мастерской.

Волшебным образом лёд вокруг Григорьева частично стаял. Освободил правую руку и карман, в котором лежал мобильник.

— Звоните.

И Егор Егорович позвонил. Затем позвонил и сам Каринский. Передал некоему Михаилу Михайловичу, — уж не Панкратову ли? — что путь свободен и можно заходить. Затем полчаса не происходило ровным счётом ничего. За исключением монолога Каринского о том, что в отсутствии ветра и влаги, при температуре −1 °C организм здорового человека получит переохлаждение лишь спустя несколько часов, и переживать о почках раньше времени не стоит.

Успокоил вроде как, ага.

Ну а закончилось всё последним звонком:

— Да, Михал Михалыч…

Каринский припал ухом к трубке и долго выслушивал что ему говорят, — при этом брови молодого графа ползли всё и выше, — а затем молча сбросил вызов. Покачал головой, глядя в никуда, а затем резко перевёл взгляд на графа.

— Ну ты и мразь, Егорка…

Глава 13

Про циферки

— О-па, — сказал Толясик. — А это что такое?

Конечно же, визг тормозов в ночной тиши привлёк его внимание.

— Стритрейсеры местные что ли?

За десять минут до полуночи он вместе со своим другом вышел из небольшой частной гостиницы на четыре комнаты, и направился гулять. Казалось бы, многочасовой заплыв на сапах и пешая экскурсия по парку должны были разрядить Толясика. И закрыть бы ему сейчас глаза, и видеть сны.

Однако от молодости и впечатлений не спалось.

И куда же им с товарищем податься? Ну конечно же сюда, в самую мякушку города. Переславль пускай и туристический город, однако он туристический по-семейному. И потому вся его ночная жизнь была сосредоточена на небольшом отрезке центральной улицы: здесь находились все круглосуточные заведения, здесь горела пьянящая неоновая иллюминация, и здесь же была возможность познакомиться с такой же