Реинкарнация архимага 3 - Сергей Александрович Богдашов

— А погоди-ка, поручик, я сейчас старые карты вынесу. От предыдущего начальника заставы остались. Он-то из старожилов. Застал ещё те времена, когда солеварни государственными были.

— Это что-то меняет?

— Конечно. Дорогу к государственным солеварням раньше целый строительный батальон обслуживал. Частником такое не потянуть, вот они нынче и едут кругом, через юг, чтобы не через солончаки к Волге пробиваться.

Вполне понятное объяснение. Солончаки — зло! Стоит только дождю пройти, как они превращаются в нечто настолько скользкое и вязкое, что ноги разъезжаются, а сапоги приходится руками вытаскивать, если в низину забредёшь. Даже представить себе не готов, сколько труда и усердия нужно положить, чтобы через солончак дорогу торить и поддерживать её в пригодном состоянии.

— Вот, давайте посмотрим, — принёс Удалов плоскую кожаную офицерскую планшетку, довольно древнего вида, — Значит, говорите с севера или северо-запада? — отыскал ротмистр нужную карту, выбрав её среди трёх других, и разложил на столе, — По всему выходит, что если бы артефакт от Волги завозили, то воспользоваться можно частью старой государственной дороги. Говорят, до Катриной заставы она сохранилась во вполне приличном состоянии, а вот дальше, по солончакам лишь в сухое время года можно проехать.

— А от нас до этой заставы…

— Больше восьмидесяти вёрст будет, — привычно измерил начальник заставы расстояние пальцами, и свёл его с масштабом карты.

Так-то да, тому, кто знает, что вершок — это длина основной фаланги указательного пальца, линейки без особой надобности. А старая карта как раз масштаб в вершках и локтях давала. Проще пальцем измерить, чем с линейки пересчитывать.

— А что там за застава такая?

— Изба бабы Катры. Тут пометочка на полях, Екатерины Ивановны. А застава… Там не застава, а скорей, пограничный пункт. Дай Бог, если десятка два служивых наберётся. Нужно узнать будет, как они Гон пережили. Думаете, с них стоит начать? Тогда разрешением начальства стоит обеспокоиться. Слишком уж далеко они от нас. Меня просто не поймут, если я вместо положенного несения службы такой разведкой займусь.

— Разрешением я займусь, — уверенно сказал я, хотя в душе не было и толики этой уверенности. Выбивать санкцию на вылазку за восемьдесят верст, да еще с туманной целью «проверить старую дорогу» — на это мог клюнуть только совсем отчаянный начальник. Или тот, кому уже доложили о диверсии.

— Сомневаюсь, что в штабе вам поверят на слово, Владимир Васильевич, — словно прочитав мои мысли, покачал головой Удалов. — Нужны факты. Хотя один такой артефакт, изъятый с места, нами уже добыт. Ещё бы показания пойманного диверсанта. А у нас пока лишь одна теория и предположения, пусть и здравые.

Он сложил карты, с нежностью погладил потрескавшуюся кожу планшетки.

— Но кое-что мы сделать можем. У меня есть старый приятель в Разведупре. Не самый высокий чин, но уши растут оттуда, откуда надо. Напишу ему письмо. Неофициальное. Расспросит он тихонько, не было ли в тех краях подозрительных групп. Кочевники, купцы, «исследователи» аномалий… Вдруг да всплывет ниточка.

Это было куда больше, чем я рассчитывал.

— Благодарю, ваше благородие.

— Не за что. Заставу свою я тоже люблю, — он тяжело вздохнул. — И если кто-то решил её ослабить, подставив под удар Гона… Мне это тоже как серпом по тому месту. Пока ждем весточки, займитесь своим отрядом. Подтяните магию, отработайте тактику. Если моя интуиция меня не подводит, вам вскоре предстоит не просто поход, а охота. И на кого вы выйдете — на диверсанта или на очередную тварь с рогами — никому не ведомо.

Я кивнул. Он был прав. Теории — теориями, но Силу нужно копить, а бойцов — готовить.

Следующие несколько дней прошли в напряженных тренировках. Бойцам из моего десятка это не нравилось, но они стойко терпели.

Как-то вечером, когда я проверял новую партию оберегов, ко мне прибежал Федот.

— Вашбродь, вас ротмистр просит. Прибыл гонец.

В кабинете Удалов с мрачным видом протянул мне смятый листок.

— Весточка от приятеля. Читайте.

Письмо было кратким и написано скупым, канцелярским языком, но смысл его был ясен: «…по интересующему вас направлению зафиксированы следы несанкционированного каравана, прошедшего в обход Караульного острога. Состав: до десяти вьючных животных, сопровождающие — ориентировочно шесть-восемь человек, восточного типа. Маршрут следования, согласно опросу местных проводников, пролегал по старой государственной дороге в сторону участка, известного как „Изба бабы Катры“. Взаимодействие с указанным пунктом на данный момент отсутствует. Последняя весточка от начальника заставы получена три недели назад».

Я поднял глаза на ротмистра. В его взгляде я прочитал то же, что бушевало и во мне.

— Взаимодействие отсутствует, — тихо проговорил я. — После Гона.

— Именно, — Удалов положил локти на стол и сцепил пальцы. — Официального разрешения на вылазку у нас всё еще нет. Но есть донесение о подозрительной активности в приграничной зоне и потеря связи с пограничным пунктом. На это я имею право отреагировать. Собирайте свой десяток, поручик. Завтра на рассвете — в путь. Посетите эту заставу. И узнайте, что же там случилось. Письменное предписание выдам, — всё-таки взял на себя ротмистр всю ответственность за столь необычный рейд.

Рассвет застал нас уже в десяти верстах от заставы. Двигались быстро — ротмистр не зря дал мне самых проверенных бойцов из хозвзвода и три лучшие подводы. Пока что шли по старой дороге, вдоль берега, но с каждым шагом тревога нарастала. Переночевали на берегу Волги, и продолжили движение, поторапливаясь, а когда свернули, найдя остатки старой дороги… Приметы были, но странные: свежие следы подков, обрывок узкой шелковой ленты, какие носят кочевники с востока, а главное — гнетущая тишина. Ни птиц, ни привычного шороха мелкой животы в кустах. Как будто все живое разом покинуло эти места.

К полудню мы вышли на опушку, откуда должна была быть видна застава. Я подал знак остановиться и сам подполз к краю подлеска.

«Изба бабы Катры» оказалась не избой, а небольшим, но крепким острожком: частокол в два ряда, смотровые вышки, казарменные постройки. Но сейчас он больше всего походил на склеп. Ворота были распахнуты настежь, и одна створка висела на единственной петле, скрипя на ветру. На частоколе виднелись свежие зарубки и темные подтеки. Много подтеков.

— Ни дыма, ни движения, — тихо доложил Самойлов, подползая ко мне. — Как вымерли все.

— Так оно и есть, — я ткнул пальцем в центр двора. — Смотри, — протянул я ему подзорную трубу.

Там, у колодца, лежали три тела в форменных мундирах. И не просто лежали — их конечности были неестественно вывернуты, а от одного осталась лишь половина, будто его перекусило гигантскими