Кризис в Урлии - Карл Шрёдер

вероятно, будет выдвигать в ближайшие годы. Конечным результатом вполне могут стать силы, способные обеспечить не только увеличение перспектив взаимодействия между CF и различными другими ведомствами и организациями, но и более тесное сотрудничество, конструктивное и полезное взаимодействие — не только для военных, но и для всех заинтересованных сторон.

Питер Гизевски, Стратегический аналитик

DRDC[DRDC] CORA[CORA]

ПРИВЛЕЧЕНИЕ РЕЛИГИОЗНЫХ ЛИДЕРОВ

Военачальники ныне признали стратегическую ценность установления взаимопонимания и сотрудничества с религиозным сегментом общества как критически важного для выполнения задач миссии. Капелланы под руководством своих командиров могут внести свой вклад в достижение оперативных целей путем привлечения религиозных лидеров и общин их религиозных групп.

Вовлечение религиозных лидеров (Religious Leader Engagement, RLE — англ.) — это новая концепция возможностей, находящаяся в стадии разработки. Вовлечение религиозных лидеров хорошо вписывается в оперативные инициативы как составная часть вовлечения ключевых лидеров (Key Leader Engagement, KLE — англ.), что перекликается с акцентом на привлечение гражданского общества в пределах театров военных действий. В последние годы возник конструкт совместных, межведомственных, многонациональных и общественных действий (JIMP), ставший основным стратегическим увеличительным стеклом, под которым можно рассматривать сложности оперативной обстановки, известным как комплексный подход. Основываясь на JIMP, армейском термине для среды комплексного подхода, RLE предлагает капелланам привлекать лидеров религиозных общин в «пространстве общественности» коренного населения.

Сегодня основной определяющей характеристикой террористической активности является религиозный императив. С начала 1990-х годов феномен роста роста числа террористических групп опережается единственно лишь постоянным ростом процентной доли групп, в качестве движущей силы придерживающихся религиозного экстремизма.

Сегодня беспрецедентная кооптация религии как средства углубления существующих культурных и политических расколов способствует оправданию воинственности и терроризма, трактуя насилие как божественный долг или сакраментальный акт. Эти организации, придерживаясь заметно иных понятий легитимации и оправдания, чем их аналоги, без стеснения идут на бóльшие кровопролития и разрушения, чем террористические группы, преследующие исключительно политические цели.

К этой смеси добавляются религиозные власти, которые, по словам Паулетты Отис, «своим подстрекательским языком способствуют сгущению негативных маркеров принадлежности, все сильнее усугубляя поляризацию сообществ»282. В таких случаях впечатлительные и неосведомленные люди в качестве религии воспринимают набор неправильно толкуемых священных текстов, донесенных через проповедников, претендующих на то, чтобы говорить от имени божественного начала. Такая сакрализация — придание лозунгам видимости одобрения религией для рационализации агрессии — становится мощным стимулом для участия в насилии против конкурирующих этнорелигиозных групп.

В последние десятилетия религиозное насилие стало особенно агрессивным и беспощадным в основном благодаря стратегии возвышения религиозных образов до сфер божественной борьбы, тем самым создавая в сознании ярых последователей призрак войны космических масштабов. Использование таких эмоциональных шаблонов является главной опорой для многих, ведущих мирские политические битвы. Сегодня крайняя религиозная экспрессия придала терроризму заметную силу, одухотворяя насилие. Действительно, полученный в последнее время опыт показывает, что стороны, движимые этнонационалистическими/сепаратистскими, религиозными и квазирелигиозными убеждениями и мотивами, могут предпринимать и вести конфликт с такой степенью целеустремленности и интенсивности, которая ставит под сомнение материальные и по большей части западные представления о рациональных действиях.

Парадоксально, но, хотя манипулятивные лидеры часто апеллируют к религиозной идентичности для разжигания этнической и племенной розни, религия может также использоваться как средство преодоления различий и объединения враждующих племен. В связи с этим растет объем литературы, посвященной религиозному и стратегическому миростроительству.

Не случайно, что ряд организаций, призывающих к более активному участию религии в разрешении конфликтов, имеют светскую ориентацию. Заслуживает упоминания один из таких примеров. В своей недавней публикации «Религия, конфликт и миростроительство» Агентство США по международному развитию утверждает: «невнимание к религиозной идентичности или взглядам и чаяниям религиозных лидеров может привести к неправильному определению того, в чем на самом деле заключается конфликт или насколько вероятно, что он перерастет в насилие»283. В документе также подчеркивается неоспоримое влияние религиозных лидеров в своих общинах, а также неразрывная и достоверная связь религиозных мотивов и организаций с ядром конфликта.

В недавно(пер.18) выпущенном руководстве по противоповстанческим операциям канадской армии говорится: «Во всех случаях основной упор приходится на коренное население, потому что ни одно повстанческое движение не может выжить на враждебной территории, каковую представляет невосприимчивая общественность»284. Отнюдь не совпадение, что харизматические религиозные лидеры отнесены к категории людей, способных формировать моральное мнение в обществе — значимых центров притяжения среди местного населения. В обществах, где влияние Запада ограничено, религиозные общины занимают видное место в жизни общества, а в некоторых случаях и в правительстве.

RLE выступает в роли расширенного потенциала для капелланов. Религиозные лидеры сами по себе, как никто другой из членов командированного контингента, обладают естественным взаимопониманием с местными коллегами. Гражданская заинтересованность среди более толерантных религиозных лидеров и общин их религиозных групп дает возможность получить доступ к большому сектору общества, которое может с опаской относиться к «западным» подходам.

Толерантно настроенные люди — это лидеры религиозных групп, лидеры общин, которые часто стремятся выйти за рамки конфликта. Известные как «действующие лица среднего звена», они пользуются доверием низов и при этом свободно сносятся с более высокими уровнями руководства в своих собственных сообществах.

В настоящее время руководство Капелланского Отделения(пер.19) внедряет обучение, которое подготовит командируемых капелланов ко взаимодействию с религиозными лидерами и их общинами на различных уровнях. В соответствии с директивами командования и целями миссии, в будущих операциях капелланы будут более целенаправленно налаживать контакты с местными религиозными лидерами, устанавливать связь и создавать доверительные отношения.

Анализ религиозной обстановки в регионе станет одним из умений, которые капелланы будут привносить в театры военных действий, давая командирам более глубокое понимание религиозной жизни в районе их операций. В качестве членов команд по взаимодействию с ключевыми лидерами капелланы будут общаться с присутствующими на местах религиозными лидерами. Такое аутентичное вовлечение способствует диалогу, в ходе которого со временем могут быть выявлены истинные потребности окружающих сообществ, что приведет к более сознательному партнерству с CIMIC[CIMIC] или другими правительственными департаментами/агентствами, НПО[НПО] и т. д. Такое развитие программ служит важнейшим звеном в связке «безопасность — развитие».

Со временем более опытные из капелланов получат базу для инициации деятельности по миростроительству. Известно, что капелланы способствуют межобщинному диалогу через этнические границы. Межконфессиональные мероприятия и, в некоторых случаях, совместная деятельность в области развития уже давали результат, приводя к укреплению сотрудничества и ослаблению напряженности. Именно повторяющиеся акты сотрудничества в достижении общих инструментальных целей способствуют возникновению большего доверия, что является необходимым элементом