По прозвищу Святой. Книга первая - Алексей Анатольевич Евтушенко

— Деньги хочешь работать? — осведомился немец.

— Э… заработать?

— За-работать, йа. Хочешь?

— Кто ж не хочет.

— Партизанен. Мнье нужен партизанен, — он вытащил из внутреннего кармана листовку, бросил на стол. — Этот.

Тарас взял лист бумаги. На нём неизвестным художником был изображён молодой черноволосый симпатичный парень. Тарасу дажее показалось, что он похож на какого-то киноактёра, но вот на какого припомнить не смог.

«Разыскивается опасный бандит!» — было напечатано на листовке. «Может называться Максом Губером или Михаилом Златопольским. Хорошо говорит по-русски и по-немецки. За сведения о местонахождении награда 10 000 ₽ и две свиньи».

Десять тысяч были неплохими деньгами. Очень неплохими. Однако Тарас предпочитал рейхсмарки.

— Я его не знаю, — сообщил. — Впервые вижу. Это партизан?

— Бандит. Партизан. Преступник, — пояснил штурмбанфюрер. — Он мнье нужен. Есть сведений, что он скрываться в лес. Лес за речка Жерев, — штурмбанфюрер махнул рукой в сторону, где, по его мнению, протекала речка Жерев. — Знать этот лес?

— Знать, — кивнул Тарас. — Сколько?

— Деньег?

— Да, денег. Сколько вы хотите за его голову и головы партизан. Всех, кого найду.

— Если привести его ко мне живой — получить двадцать тысяч. Мьёртвый — десять и пять тысяч.

— Пятнадцать, значит.

— Так, пятнад-цать.

— Нет, — покачал головой Тарас. — По десять тысяч рублей за каждого партизана и пятнадцать тысяч за этого Макса, если найду. Не рублей. Рехсмарок.

— Ого, — засмеялся немец. — Как у вас говорить… Губа не дура?

— Какая есть, — сказал Тарас. — Вам решать.

— Десять тысяч рейхсмарок, — сказал немец.

— Четырнадцать. И ни маркой меньше. Мне с хлопцами делиться.

Немец подумал.

— Гут, — кивнул. — Четырнадцать и по десять тысяч рублей за каждый живой партизанен. За мёртвый — пять.

— По рукам, — сказал Тарас. — И ещё мне потребуется зброя. Оружие.

— Оружие?

— У моих хлопцев есть оружие, но для таких операций его мало, и оно… как сказать… не очень хорошее. Старое. Хорошо бы ваше оружие, немецкое. Винтовки, автоматы. Пулемёт бы не помешал. Ручной. А лучше два.

— Немецкое — нет, — покачал головой немец. — Советское могу обещать. Трофеи.

— Сойдёт и советское. Если целое. И патронов к нему…

Они обсуждали условия сделки, торговались, и никто из них, включая Бодю Короля, который внимательно и почтительно слушал начальство, не замечали иссиня-чёрного матового жука с длинными усиками-антеннами. Жук сидел за открытым окном на карнизе, грелся на солнышке, а когда разговор закончился, снялся, набрал высоту, превратился в едва заметную точку и пропал.

[1] Дед Мороз

[2] Приятного аппетита (укр.)

[3] Спасибо, аж подпрыгиваю (укр.)

[4] Анекдот рассказали. Смешной, аж не могу (укр.)

[5] Рассказывай. Я ж вижу, ты сейчас лопнешь (укр.)

[6] Встречаются кум Иван и кум Степан. Кум Иван говорит:

— Пошёл я вчера на речку ловить рыбу. Только сел, вижу, по берегу идёт жид. Я ему ногой — гуп! Он в воду прыгнул и утопился. Сижу дальше, ловлю рыбу, вижу по берегу идёт два жида. Я им ногой — гуп! гуп! Они оба в воду прыгнули и утопились. Сижу дальше, ловлю рыбу, вижу по берегу идёт уже три жида. Я им ногою — гуп! гуп! гуп! Они все в воду попрыгали и утопились. Сижу дальше, ловлю рыбу, никого не трогаю. Вижу, по берегу идёт большая-большая куча жидов!..

— Врёшь, кум Иван.

— Вру, кум Степан. Но если б ты знал, как я их ненавижу! (укр.)

[6] Добрый день, господин офицер. Прошу садиться (укр.)

[7] Настоящим украинцам (укр.)

Глава восемнадцатая

Не доходя до дома старого пасечника, Максим уже привычно замедлил шаг. Затем и вовсе остановился, перешёл в сверхрежим. Чувства обострились. Мир заиграл тысячами красок, звуков и запахов. Пахло свежескошенным сеном из стожка неподалёку, тянуло болотной водой (ручей за домом, как уже знал Максим, впадал в небольшое болотце), нагретыми на солнце деревянными ульями и дымом. Громко и недовольно жужжали пчёлы. Недавно прошёл дождь, и теперь солнце сияло миллионами маленьких радуг в каплях воды на листве и стеблях травы.

Всё в порядке.

Он вернулся в обычное состояние, вошёл в калику, обогнул дом.

Старый пасечник, орудуя дымарём, отгонял пчёл от улья. Его руки защищали брезентовые рукавицы, а голову — причудливая сетка-маска.

— Добрый день, дядя Аким. Бог в помощь.

Пасечник поднял руку — слышу, мол. Поставил дымарь на землю, достал рамку с сотами, счистил ножом пчёл, закрыл улей и пошёл к дому, махнув Максиму.

У стола, вкопанного в землю, дядька Аким снял маску-накомарник, рукавицы, вырезал из рамки кусок, сочащихся мёдом, сотов положил на тарелку.

— Угощайся, — предложил.

— Не откажусь.

Максим присел к столу, откусил, пожевал. Свежий пахучий сладкий мёд был настолько вкусен, что, казалось, ничего вкуснее в жизни и быть не может.

— Молочка? — осведомился дядька Аким, улыбаясь. — Свеженького, а? Утром доил.

— Угу, — кивнул Максим.

Аким налил молока из стоявшего здесь же на столе кувшина, присел напротив.

— М-мм… волшебно, — сообщил Максим, запивая мёд холодным молоком. — Вы волшебник, дядя Аким.

— Волшебник у нас ты, — сказал пасечник. — А я простой деревенский колдун.

— Да какой же я волшебник. Так, учусь.

— Где учился, хотелось бы мне знать? Ты подошёл — я не услышал. А у меня слух, как у собаки, хоть я и старый уже. Да и рассказывают о тебе всякое разное, во что и поверить-то трудно. Мол, двигаться так умеешь, что куда там зверю. Тут исчез — там появился. Видишь в темноте, словно кот. Ну и прочее в том же духе.

— Брешут люди, — сказал Максим. — Кое-что умею, это правда, но ничего сверх того, что смог бы каждый человек.

— Каждый да не каждый, — покачал головой пасечник. — Я в молодости, до революции ещё, женьшень собирал в Приамурье. Золотишко мыл по ручьям… Но то так, понемногу, на табачок, выпивку да бабам на булавки. В Китай ходил, как к себе домой. Так вот, знавал одного китайца, вместе промышляли. Он тоже умел, как ты. Птицу мухоловку знаешь?

— Ну.

— Маленькая, быстрая. Однажды при мне на лету её поймал. Рука так быстро двигалась, что, казалось, исчезала