Отцовский трон - Наиль Эдуардович Выборнов

не было у меня ни желания лаяться на раненого воина, ни времени, потому что следовало как можно быстрее заняться остальными. Так что я отправил его в другой шатер заодно приказав Женьке следить за ним и, если что, немедленно звать меня.

К тому времени. как я разобрался со здоровяком, вода уже успела вскипеть, и котелок с кипятком принесли мне в шатер. Тогда я занялся остальными. С Ефимом тоже все было не так сложно, потому что стрелу из него уже достали, и рану перевязали. Я, правда, снял повязку, поковырял в ране прокипяченными щипцами, чтобы убедиться, что в ней не осталось ничего лишнего, после чего промыл ее настойкой ноготков, напоил парня настоем валерианы и пустырника, после чего заново наложил повязку и отправил новика в тот же шатер, где уже лежал Камень.

А вот теперь нужно было приступать к Игорю. И, честно говоря, я не знал способа спасти его лицо. Шрам там будет точно, причем большой и очень бугристый, все-таки рубленая рана – это не шутки. Ему повезло, что он вообще на той стене не остался, могло ведь все гораздо хуже закончиться.

Я уже успел напоить его настойкой полыни и уложить на кровать, так что теперь он был в забытьи. У меня было некоторое время прежде чем горькая настойка овладеет его разумом, и он начнет метаться в бреду. Зато, он должен был ничего не почувствовать, ведь то, что ему предстояло, будет очень неприятно.

Первым делом я размотал повязку на лице парня и поморщился. Да уж, не повезло. Хотя могло гораздо хуже получиться, могли ведь и голову с плеч снести.

Щедро промыв рану настоем ноготков, я очистил ее от кровяных сгустков, после чего стал засыпать внутрь порошок из плесени, который купил в Киеве. Стоил он дорого и расходовать его стоило очень бережно, но это был именно тот случай, когда жалеть не стоило. Уж слишком плохая была рана, и в слишком неудобном месте находилась, чтобы прижигать ее кипящим маслом или каленым железом.

Мать вообще плохо относилась к прижиганиям, говорила, что это крайняя мера, когда человеку руку отхватили или ногу и спасти его уже нет никаких других средств. Раны такие заживают долго и тяжело, гноятся, и единственное, что в прижигании есть хорошего – это то, что кровь останавливается. Иногда это единственный способ спасти человека, но сейчас я собирался обойтись другим.

Я опустил в котел с кипятком иглу и нить, подержал там некоторое время, после чего вытащил с помощью щипцов и принялся зашивать рану. Даже несмотря на настойку полыни, новик чувствовал это, дергался, и мне пришлось сесть на него сверху, прижав руки коленями. Шил я раны раньше редко, так что получалось не очень-то красиво, но в данном случае было уже не до красоты. Быть бы живу.

Скоро я закончил, закрыв рану швом, и только после этого почувствовал, как умаялся. И ведь это только трое раненых были, а каково полевым лекарям приходится, когда счет на десятки или сотни идет? Нет, все-таки хорошо, что меня мать выучила, и я очень много для своих могу сам сделать.

Хотя, если за мной больше народу пойдет, придется помощников искать, а от этого никуда не денешься. Дорого же они мне встанут, лекари пусть и в обозе идут, но за свою работу берут ой как много.

Выбравшись из шатра, я кликнул двоих новиков, что сидели у костра и кашеварили, и приказал им отнести Игоря к остальным раненым. Там будет Женька, он за ними, если что, присмотрит.

Сам я двинулся в ту часть лагеря, где расположились люди Степана. Само войско уже выглядело не так безмятежно, как в прошлый раз. Люди сновали туда-сюда, таскали кипяток, чистые полотнища и прочее, что должно было быть использовано при обработке ран. Большие ли потери понесли наемники, я не ведал, потому что спросить об этом было не у кого, а сам я участвовал в драке только на небольшом участке стены. Но у нас они были велики, даже с учетом того, что нам удалось пробиться на стену.

А что, если крымчане сейчас вылазку устроят? Спустятся со стены полусотней, да до лагеря доберутся. Нет, конечно, таким количеством народа они наше войско не уничтожат, но вот строящиеся камнеметы поджечь вполне могут. И труд последней недели псу под хвост пойдёт.

Хотя, если подумать, не до камнеметов и вылазок сейчас врагу. Они ведь тоже раненых обихаживают, да убитых считают. Нет, правильно говорил боярин Лука, что штурм – это последнее дело, только когда других надежд взять город с меньшей кровью нет. Вот сейчас вроде были и били не в полную силу, и отступили скоро очень, а сколько народа-то поранили и поубивали у нас…

Скоро я добрался до шатра, где Степан угощал меня пивом. Там меня остановил один из наемников его отряда, но как его звали я не знал. Зато он, очевидно, знал меня, причем даже по имени.

– Зачем пришел, Олег? – спросил наемник.

– Видел, как капитана вашего ранило, – ответил я. – Я лекарь, помочь хочу.

– Поздно помогать, – ответил наемник и стащил с головы шлем. – Нет больше у нас капитана. Стрела ему легкое пробила, лекари сказали, что нет смысла пытаться это лечить, да и времени у них нет на такого тяжелого, тут бы легких спасти, пока они сами тяжёлыми не стали.

Стрела в легкое. И Игнату легкое прорезали, так что кровь унять не удалось. Вот ведь зараза, не знаю я, как такие раны лечить, не умею. Даже кость сломанную составить могу правильно, а в живот или грудь раны не умею. И мать моя мало что могла сделать.

– Точно Степан умер? – спросил я. – Может, без памяти просто?

– Точно, – ответил наемник. – Ты что же, думаешь, мы живого от мертвого отличить не можем?

Шлема на мне не было, так что и снимать мне было нечего. Я только потупил взгляд в землю и помолчал немного, чтобы отдать дань уважения погибшему воину. И ведь со стены слезть уже успел, да нет, стрелой достали. А если бы я своим стрелкам приказал за всей стеной наблюдать, может, этого и не случилось бы?

С другой стороны, когда им наблюдать, если мы уже отходить стали, и стрелки в щиты впряглись?

Хотя, может, если б мы задержались, такого и не случилось бы. Но у меня свои раненые были, нужно было их срочно уводить.

– И что теперь делать думаете? – спросил я, наконец,