А до смерти четыре шага - Алексей Викторович Вязовский

– Вот тебе и надо это узнать. Она хорошо соображает, а мне нужна секретарша.

– Ник, я ужасно ревнивая. Предупреждаю сразу!

– Дорогая! – я развел руками, чуть не задев туристов, что фотографировали ночную подсветку Чайна-Тауна. – Если бы я хотел интрижки с ней, наверное, я бы не стал просить тебя найти ее телефон!

На самом деле задняя мыслишка-то у меня была, чего уж там… Правильно говорил Дзагоев. Если ты не спишь со своей секретаршей, с ней спит кто-то другой. И этот другой знает твои секреты. А значит, это не адюльтер, а просто выстраивание системы безопасности. Последнее – это я уже сам додумал.

– Да, ты не настолько тупой, – согласилась Синтия № 1. – Ладно, узнаю ее контакты. Но имей в виду!

– Да, да, ты будешь следить за мной!

– День и ночь. Наружку ФБР тоже попрошу! – тут Родригес поняла, что перегнула палку, быстро поменяла тему разговора. – А ловко ты отбрил этих итальяшек. Откуда слышал про дона Бананно?

Мы почти добрели до Бруклинского моста, зашли на первый пролет. Красивый тут вид открывается на Манхэттен, вон, с другой стороны и освещенная статуя Свободы видна. Факел очень фактурно горит желтым на фоне полной луны.

– У нас в КэйДжиБи считают, что за итальянской мафией – будущее! – пошутил я. – Перед командировкой заставили выучить данные всех нью-йоркских семейств из специального секретного циркуляра. Будем налаживать с ними контакты.

– Серьезно?! – Синтия резко ко мне обернулась. Вот же «дети природы» – совсем юмора не понимают.

– Шутка! – я ущипнул Родригес за попку, дождался девичьего визга, рванул к центру моста. Синтия побежала за мной, ругаясь и грозя всеми возможными американскими карами. Разве что угрозы подогнать седьмой авианесущий флот не было.

На центральном пролете туристы фоткались со вспышками на фоне Манхэттена, я сделал вид, что закидываю ногу за перила.

– Уберите ее от меня! Нимфоманка меня хочет развратить и растлить!

Все дружно посмотрели на подбегающую Синтию. Та резко тормознула, покрутила пальцем у виска. К счастью, я успел заслониться от вспышки – кто-то решил меня сфотографировать. Не каждый день с главного моста Нью-Йорка прыгают люди.

Я быстро подхватил пылающую гневом Родригес под ручку, потащил прочь. По дороге она меня воспитывала.

– Поверить не могу! У нас так подростки себя ведут. Ты же подполковник КГБ!

– Энергии во мне много, – отмазался я. – Плюс день-другой – на хвост упадет ваша наружка, и что? Даже не похулиганишь.

На самом деле я просто устал. Полтора года гонки с «Громом», террористы, специальные операции там-сям… Да, хочется вернуться в беззаботное детство. Тут я чуть не засмеялся. А вот не было у меня беззаботного детства. И юности тоже. Такая же бесконечная гонка – бери больше и неси дальше. Это ведь прямо про меня будущего стих:

                     О юность! Где твои законы?

                     О молодость! О комсомол!

                     В кармашке, где носил гандоны,

                     Теперь таскаю валидол.

На кроссах молодые уже уделывают на раз-два-три. Стрелковая подготовка просела. Понес мишени Калиновской, пожаловался, что стал хуже видеть, а она мне буковки на азбуке окулиста тычет указкой и про очочки задвигает. Дескать, с возрастом глазные мышцы ослабевают, пора, мой друг, пора задуматься о здоровье – есть больше морковки, делать специальные упражнения…

– В отпуск тебе надо, – проницательно заметила Синтия. – Когда был там последний раз?

«Вообще не был», – чуть не ляпнул я. Задумался. События шли вскачь, летом отдохнуть не получилось, вот уже осень накатывает.

– Надо, – вздохнул я и решил обострить: – Ко мне или к тебе?

Синтия, поколебавшись, тихо сказала:

– Ко мне.

Я свистнул проезжавшему мимо такси, махнул рукой. Спустя полчаса желтый автомобиль доставил нас в пригород Нью-Йорка под названием Йерихо. Типичный американский пейзаж – улицы с заездами во дворы частных домов, маленькие заборчики, которые ничего не скрывают, и только белое население. Ни одного черного лица!

– Я тут первая цветная, что купила дом.

Я подал руку Синтии, помог выйти из такси.

– Но соседи приняли очень хорошо, тут все очень передовые в смысле гражданских прав.

Сам дом оказался двухэтажным, с отдельным гаражом справа и небольшим газончиком. Синтия достала ключи, открыла дверь. Потом зажгла свет.

– Давай быстрей заходи! Потом поглазеешь.

– Ты боишься, что меня увидят соседи? – удивился я. – Или наружка?

– Наружка у тебя будет только послезавтра, после приема базы. До меня довели приказ о слежке за сотрудниками «Земли». У нас, знаешь ли, та еще бюрократия…

Я зашел внутрь, снял пиджак, повесил на плечики в миленькой прихожей. Тут все сверкало чистотой – на полу лежала паркетная доска, на стенах висели картины. Мы прошли в большую, просторную гостиную с диваном и телевизором на ножках. Ого, камин!

Я не выдержал, подошел. На каминной полке стояли фотографии Синтии, ее семьи. Рядом стояли в специальной стоечке кочерга и совочек. Тут же лежали полешки с бутылкой розжига.

– Спички есть?

Синтия обняла меня сзади, прошептала в ухо:

– Спасибо тебе!

– За что?

– Помнишь, ты дал мне пять тысяч долларов, что тебе сунули в карман на конференции?

– Помню.

– Я их добавила к своим накоплениям, и у меня хватило на первоначальный взнос по моргаджу.

Я сначала не догнал, а потом понял – Синтия ипотеку взяла.

– И почем вышел домик? – я повернулся к Родригес, начал расстегивать на ее блузке пуговички. Ух ты! Розовый кружевной бюстгальтер с открытыми чашечками. Почти видно напряженные соски. Смело…

– Шестьдесят шесть тысяч… – Синтия задышала, ее грудь заходил ходуном. – Огромная сумма.

На полу перед камином лежал ковер – туда-то я и уронил латиночку. Полешки, увы, так и не разжег.

* * *

Рано утром, не трогая спящую Синтию, я выбрался из спальни, нашел свою одежду. Быстро умылся, схватил из холодильника упакованный хлеб, арахисовое масло в банке, сделал себе типичный американский бутерброд. Заварил кофе из банки. Потом полистал телефонный справочник, что лежал на обеденном столе, нашел номер местной таксомоторной компании.

Уже через час я был у здания ООН, а еще через полчаса долбил на пишущей машинке свой первый рапорт. С предложением начать разработку агента Синтии Родригес для ее возможной вербовки. Чувствовал я при этом себя самой распоследней скотиной. Единственное, что меня утешало – возможно, прямо сейчас, вот в этот самый момент, Родригес в Бюро печатает точно такой же рапорт, чтобы прикрыть свою аппетитную задницу.

– Второй день и предложение о вербовке?! – Дзагоев покачал головой, еще раз перечитал рапорт.

– Беварасп Таймуразович…

– Я же просил! Просто Борис.

– Короче, Борис… Похоже, эта Синтия, ну куратор наш от ФБР, ко мне неровно дышит. Я ее вчера в бар