Воин-Врач VII - Олег Дмитриев

старших курсах института, как в учебнике. Да, высокая температура, лихорадка, бред. Но сам отросток не выглядел, как налитый гноем мыльный пузырь, рядом с которым не то, что инструментом водить — дышать-то страшно было.

Гнат с Варом тоже работали так, будто в их трудовой деятельности это был не второй или третий случай, а как минимум сотый: инструменты в руки ложились нужные и точно вовремя, салфетки сушили рану, не мешая обзору и не отвлекая. А финальную нашлёпку-пластырь из влажной тряпицы, смоченной в отварах незабвенного отца Антония, где были крапива, тысячелистник, шалфей, подорожник и слой лиственничной живицы, Рысь налепил с таким лицом, будто проделывал это не меньше пары тысяч раз.

— Него́да, ты тут травниц знаешь? Или, может, знахари какие есть в Рязани? — спросил я, смывая с княжьих рук княжью кровь.

— Как не быть, батюшка Всеслав Брячиславич, — откликнулась та. Судя по голосу, во рту у неё пересохло, а попросить попить или самой дотянуться до ковшика, что стоял у Давыдова изголовья, не было сил.

— Ему надо будет две седмицы полных отвар коры ивовой толчёной давать. Когда на третью пластырь, тряпицу вот такую, снимешь да увидишь, что кожа срослась хорошо, не красная, не нарывает нигде — нитки достать надо будет. Это несложно, я покажу. Кому только? — я говорил тем же самым ровным и спокойным голосом, будто не копошился только что в кишках у живого человека, вспоров ему брюхо. Здесь это считалось именно так, и разницы не было, всю белую линию живота ты разворотил, или осторожненько надрезал с краешку, чуть выше паха.

— В травах-то и я малость ведаю, — Вар протянул ей ковшик, она вцепилась двумя руками, кивнув воину благодарно, и напилась, ухитрившись даже не обмочить платья, хотя руки ходили ходуном. И про сироту не забыла, передав оставшееся Злате. — Попы́ присмирели с той поры, как от Киева весть пришла, что те, кто хворь гонит и лекарским делом промышляет, под защитой твоей. Теперь уж и не страшно про то говорить.

Да, та история со спасением Леси разошлась по Руси с обязательными подробностями и деталями, большинство из которых с тем, как обстояло дело под Туровым, не имели ничего общего. Но главным было то, что Ставровы, Буривоевы и патриаршие люди разнесли по стране весть о том, что коли навредит кто лекарю — князю Чародею врагом станет. Десяток тех, кто не услышал или не поверил, среди которых были люди и знатные, и богатые, убедились лично в том, что быть врагом Всеславу — дело безрадостное. Убедились, конечно, посмертно. Но с той поры работа по развитию средневековой системы здравоохранения пошла значительно увереннее и почти без помех.

— Добро. Проводи нас, добрая Него́да, до гридницы, какая побольше. Надо бы перекусить нам чего-нибудь с дороги, а то как-то не по-русски вышло: примчались и давай сразу людей резать. Хотя, бывает, и так приходится, — улыбнулся ей открыто и по-доброму великий князь. И старая нянька несмело улыбнулась в ответ.

— Прям ножом? — недоверчиво басил Илья, переспрашивая у Гната, где мы столько времени пропадали.

— Ну не пальцем же, — подтвердил воевода, оторвавшись с видимой неохотой, с болью даже от свиного бока с кашей. — Говорю же: хворь в Давыде была. А любую хворобу-болячку князь наш батюшка за личного во́рога считает. Потому и заканчиваются они одинаково.

— Кто? — Муромец на глуповатого мужика похож не был. Но уж больно ситуация сложилась непривычная. А непривычного он, видимо, не любил, как многие обстоятельные русские.

— Что — «кто»? — Гната явно мучило вынужденное отложенное близкое знакомство со свининой. — А-а-а. Враги, Илюха. И болячки.

— Как это? — судя по лицу, где загар не скрывал румянца, наместник княжий во граде Муроме и сам понимал, что выглядит не очень внушительно, не так, как привык.

— Одинаково, говорю же, — с досадой отведя глаза от румяной карамельной корочки на жирном боку объяснил Рысь.

— Что во́роги княжьи, что хвори в людях его заканчиваются одинаково. Быстро и неизбежно. Чик ножиком! — махнул он ломтём ковриги, что держал в левой руке, отчего здоровяк-муромец вздрогнул и моргнул растерянно. Тоже явно без привычки к таким реакциям. — Но ножиком-то это ещё по-божески, конечно. Чаще-то громом поражает, ага. Молниями, бывает. Огнём с небес ка-а-ак даст! Слыхал про Александрову падь? Ну вот…

— Гнат, ешь давай уже, займи рот делом. Хоро́ш на него жути-то нагонять! — мы с князем решили, что Илью Муромца пора спасать. Он явно не планировал таких испытаний для психики за ужином. И вообще.

— Я краем глаза глянул карту на площади, когда мимо шли. Там почти всё верно у вас, а как мастер мой над плотниками старший, Кондрат, поправит чуток нынче — и вовсе хорошо станет. Там, коли видал, попросторнее стало в границах Руси, — Всеслав говорил неторопливо, с удовольствием отмечая, что базедово-круглые глаза наместника начинали возвращаться к привычной форме и размерам. — Заметил ли?

Здоровяк кивнул, давая понять, что услышал, понял, обработал полученную информацию и смог отреагировать адекватно. А что молча пока — ну так не всё сразу.

— Во-о-от. Без Божьей помощи не сладилось бы такого ни за что. Вон и митрополит Василий соврать не даст.

Упомянутый иерарх Русской православной церкви солидно кивнул, проследив, чтобы богатая борода, лежавшая на груди и пузе, разминулась с блюдом, в котором горой лежали пирожки.

Я сроду не был знатоком истории, тем более религиозной, святых и прочих великомучеников если кого и знал, то поимённо, а не по деяниям их. И, разумеется, далеко не всех. В раннем детстве на Дальнем Востоке, в эвакуации, пробовала одна мамина подруга читать нам с братом и соседскими ребятишками Библию. Но на улице было всегда гораздо интереснее, чем в её комнатке, где всегда пахло чем-то душным и было темно. И истории про то, как кого-то проглотил кит, кого-то распилили пилой, а с кого-то сняли живьём кожу, хоть и были страшными и интересными, но волновали гораздо меньше, чем голос Левитана из репродуктора.

Из более поздних воспоминаний пришёл образ какого-то священнослужителя, вроде бы даже и откуда-то с этих мест, которого собирались убить рогатые мужья и опозоренные отцы за то, что святое Писание он преподавал, видимо, с натуры, будучи человеком увлечённым и вовлечённым. В очередной раз прихватив попа́ на горячем, а вернее, на горячей, его погнали к реке. Про то, какими крокодилами были богаты здешние во́ды, мы со Всеславом давеча насмотрелись от души. Наверное, знал об этом и пастырь. Дальше мнения расходились. Источники уверяли, что он