Седьмой царевич 2 - Иван Шаман

— Это если бы я был обычным сотрудником, — вставил я свои пять копеек. — А тут у нас явное противоречие, простолюдин покушался на аристократа. Боюсь, пятнадцатью годами, по уже доказанным статьям, он не отделается.

— Да вы брешете. Я невиновен! — снова взвыл Владлен.

— Конечно, как мы могли забыть ещё один факт! У нас же есть свидетель, который дал показания о том, что ты участвовал в незаконных экспериментах на людях! — радостно добавил Комаровский. — Так что от вышки тебе никак не отвертеться. Но, может, по амнистии лет через тридцать…

— Я никаких экспериментов не проводил, у меня даже образования нет! Послушайте, я вообще ни при чём! — снова запричитал мужчина. — Вы взяли не того, вам профессор нужен! Это он всем заправляет, и опыты тоже он проводил.

— И я бы совершенно не возражал, если бы он уже не дал показания, — с улыбкой дополнил граф. — В том числе о том, что привлекал тебя, а ты не только не доложил куда следует, но помогал, будучи соучастником. Это в дополнении к твоим предыдущим обвинениям, и их совершенно не отменяет.

— Но всегда можно пойти на чистосердечное признание в том, что нам и так известно. Это будет учитываться судом как смягчающее обстоятельство, и ты даже сохранишь себе жизнь, — сказал я, глядя на мечущегося в путах Владлена. — Что лучше, сидеть в могиле, сидеть в тюрьме пожизненно, или отсидеть лет пять?

— Идите на хрен! Я ничего не знаю и подписывать ничего не буду! Я невиновен!

— Ага. Значит, первый вариант. Ну могила так могила, — пожав плечами, проговорил я и достал из чехла нож. — Вот только из-за тебя я чуть не умер, так что, если возражений не имеется, подыхать ты будешь долго и со вкусом.

— Уберите! Уберите от меня этого психа! — орал, дёргаясь в надёжно фиксирующих его ремнях лжеассистент. — Стойте! Этот урод меня реально прирежет. Да стойте же…

— Так кофе захотелось, — проговорил граф поднимаясь. — Я, пожалуй, схожу приготовлю. Минут двадцать меня не будет. Хорошо?

— Да мне и десяти хватит, — ответил я.

— Нет! Стойте! Не оставляйте меня с ним, — взмолился Арман, когда граф уже был у двери. — Я всё расскажу, только уберите этого психа.

— Нет-нет, он уже уходит. А рассказать, так ты всё равно расскажешь, не лишай меня удовольствия, — многообещающе улыбнулся я, показывая нож с лучшего ракурса.

— Стойте! Лаборатория не под Сухумом, мы использовали старую горнолыжную базу на Поляне. Туда свезли оборудование. Я готов всё показать, только не оставляйте меня с ним.

— Это где? — оглянулся я на графа.

— Три часа езды, в горах, — быстро ответил Комаровский. — Мне нужно отдать распоряжения. Оставляю вас пока наедине.

— Нет-нет-нет! — дёргаясь причитал Владлен.

— Князь, не убивайте его. Пока, — попросил граф. — И не калечьте.

— Ничего не могу обещать, — усмехнулся я, вызвав у подозреваемого тихий вой. — Разве что он развлечёт меня короткой беседой. А там посмотрим. Ну, Армен, расскажешь мне, что за бесчеловечные опыты вы проводили?

— Я ничего… стойте! Я всё скажу. Всё, что знаю, — взмолился он, стоило мне приблизиться. — Только они не бесчеловечные.

— Давай, я внимательно слушаю. Начни с самого начала, и про институт, и про тебя. Ну и про человечность тоже не забудь.

И он начал рассказывать, а когда через пять минут граф вернулся, я был полностью уверен, что да, на самом-то деле они лапочки и ничем этаким не занимались. Потому что настоящие учёные были на две головы более долбанутыми. Стимуляция мозга для роста активности? Фигня. Как насчёт создания химер? Попыток поиска бессмертия? Ну или, по крайней мере, омоложения.

А ведь на заре науки и организации института, когда он ещё находился в Абхазии, в начале двадцатого века, именно такие опыты и проводились. Питомник был основан в двадцать седьмом году как экспериментальная база по эндокринологии, а его основной задачей было разработать технологию подсадки семенников престарелым руководителям, для омоложения.

Чуть позже один одиозный учёный решил получить гибрид человека и обезьяны, химеру, для выведения которой обезьян пытались осеменить человеческими сперматозоидами. А когда это обернулось полным провалом, начали собирать женщин-добровольцев для обратного эксперимента. К счастью учёного, вовремя признали невменяемым и сослали в Казахстан, где он вскоре умер. Его эксперименты так и не были завершены.

Следующий этап расцвета питомника и института был связан с исследованиями высшей нервной деятельности приматов. Уже в тридцатых они получили статус Субтропического филиала Всесоюзного института экспериментальной медицины. А после великой отечественной, в шестидесятых, получил статус НИИ экспериментальной патологии и медицины.

Опыты, естественно, не прекратились, но приобрели иную направленность. В частности испытания радиации, химического и бактериологического оружия массового поражения на приматах.

Позднее была организована отдельная программа по освоению космоса, в которой обезьяны и учёные института также участвовали с полной отдачей. Опять же космическая радиация, экстремальные перегрузки в условиях близких к старту ракет, жизнедеятельность в скафандрах.

Самым милосердным, на первый взгляд, было проведение уникального эксперимента по выращиванию приматов на северном Кавказе в диких условиях. Под Туапсе и в Абхазии. В ходе чего многие обезьяны из-за плохого кровообращения и обморожений лишились хвостов.

А в новейшее время, когда институт переехал в посёлок под Адлером, на обезьянах проводили испытания медикаментов, кормов и прочей фармакологии. А между делом возобновили эксперименты в области стимулирования высшей нервной активности, пытаясь таким образом усилить интеллект приматов.

— Мне всё это рассказывал профессор, я почти не участвовал! — в спешке стелил себе соломку Владлен. — А даже если бы и да, это такая мелочь, по сравнению с тем, что с обезьянами раньше делали. А какие перспективы! Борьба со слабоумием, психическими расстройствами, травмами и заболеваниями…

— Слушай, как шпарит, даже и не скажешь, что у него специального образования нет, — заметил вернувшийся в камеру граф Комаровский. — Только я главного не услышал, как вы дошли до экспериментов над людьми. Ответишь честно, и обещаю, что князь не станет предъявлять тебе обвинение в покушение на жизнь аристократа.

— Не стану, — недовольно поморщившись, подтвердил я.

— Послушайте, это не я, это всё профессор. Сказал, что опыты на приматах оказались успешными и