Найдёныш - Павел Сергеевич Комарницкий

на свадьбу французской вещицы, отпустив бретели так, что край рубашки лёг ниже грудей. Для прикрытия же самих титек пришлось притачать чашки, слепленные из лоскутков. А впрочем, остальные обитатели заимки были одеты ненамного теплее — на бабах сорочки с юбкой, на мужиках холщовые штаны да рубахи на голое тело. Младшее поколение и вовсе обходилось костюмами, выданными природой, не испытывая при том никакого стеснения — когда ещё в другой раз выпадет такая дивная погодка для загара!

— Совсем дикие ведь растут ребятишки-то, — произнесла Варвара. — Маугли прямо. А, Иван?

— Да брось, мать! — отмахнулся Иван Иваныч. — Тоже скажешь, «маугли»… Все вон про Маугли того уж читать без запинки могут! Дарёнка и та грамоте обучилась, а ты — «маугли»!

— Однако, обносились мы шибко, Вана Ваныч, — заговорил Охчен, расслабленно щуря глаза. — Сукно-полотно, мануфактура скоро запас выйдет. Пять лет, шесть лет — все штаны дырявые будут.

— Умеешь ты настроение поднять, — вздохнул Полежаев, скучнея.

Действительно, проблема с одеждой и обувью, задвинутая на задний двор более насущными хлопотами об урожаях, исподволь назревала и таки вызрела. Запасы ткани, оставшиеся со времён царизма, помалу таяли. Фактории, в том числе и Ванавара, правда, по окончании гражданской войны помалу ожили, однако характер торговли несколько изменился. Во-первых, пушная монополия государства вкупе с монополией на боеприпасы, водку и соль позволяла товарищам держать цены, от которых покраснел бы стыдливо любой купец, и во-вторых, как успел понять Полежаев, прибыль для большевиков была отнюдь не главное. И вообще, товарищи лучше знали, кому, чего и сколько надлежит потреблять. Оставалось с умилением вспоминать, как ещё не так давно можно было заказать привезти всё что угодно, от редких книг до швейной машинки и даже водяного насоса. Ассортимент нынешних факторий был суров — спички-соль-сахар, махорка-патроны-чай-порох… И, конечно же, водка, по-прежнему составлявшая львиную долю товарообмена. Завоз материи если и производился, то скверный ситчик стоил как парча, сукно же для освобождённых народов Севера товарищи полагали излишней роскошью.

И ещё одно «но»… После той истории с конями Иван Иваныч не рисковал соваться даже в Ванавару. О Кежме и речи быть не могло. Советская власть была ой как злопамятна.

— Надо было тогда у душегубов не одни сапоги, штаны тоже забрать, однако, — продолжил хозяйственные рассуждения тунгус. — Хватило бы…

— Охчен! — Бяшка повысила голос. — Действительно, умеешь настроение поднять!

— Моя чего? Моя ничего, — тунгус перешёл на давно заброшенную ломаную речь, явно придуриваясь. — Вата дырка ся из штаны вылезай, яйса Вана Ваныч да Охчен замерзай, велика Огды нас опять лечи. Хорошо, ва!

— А ей мы из соболя штаны сошьём, — включился в игру Полежаев. — Богиня как-никак.

— Больши штаны, широки, — поддержала дуракавалянье Асикай. — От таки! — она развела руки.

— Ну, вы меня доведёте! — окончательно возмутилась Бяшка, но не сдержала смех.

Ещё миг, и хохотали все.

— Ладно… — Иван Иваныч встал. — Посмеялись малость. Пойдём на чувал, Бяшка…

…

— … Во-он там мы тебя нашли.

— Да ты уже много раз показывал, папа.

Огненный шар светила висел уже совсем невысоко, в воздухе понемногу копилась вечерняя прохлада. Человек и нечеловек стояли на голой вершине сопки, именуемой местными аборигенами смешным словом «чувал». Вокруг расстилалась тайга, бескрайняя и вечная, и только на севере выделялась гигантская проплешина.

— Сколько лет пройдёт, прежде чем зарастёт эта рана? — задумчиво произнесла Бяшка, неотрывно вперив взор в прогалину, словно силясь углядеть там нечто своим нечеловечески зорким оком.

— Лет сорок ещё, не то пятьдесят. Тайга, она всё проглотит, дай только срок.

Звёздный найдёныш стояла неподвижно, как статуя, и только губы неслышно шевелились. Полежаев молча ждал. Пусть помолится.

— Я часто думаю… вот не нашли бы вы меня тогда, и вся ваша жизнь пошла бы по-другому. Разбогател бы ты на мехах, уехал в Петербург… А сейчас, наверное, уже б в Америке был. Бизнесом занимался.

Полежаев помолчал.

— И вся моя жизнь прошла бы как во сне. Раб денег… И ведь уважал бы себя небось, весьма и весьма. А может, напротив, спился… Но проще того — обобрали бы меня большевики, а не то и вовсе шлёпнули.

Иван Иваныч взглянул дочери прямо в глаза.

— Спасибо тебе. За то что нашлась. За то что спасла от сонной жизни такой. За Ивашку, и за Дарёнку. За светящиеся счастьем глаза Варвары моей. За всё спасибо.

Вместо ответа девушка наклонилась, и Полежаев почувствовал на своих губах крепкий, взасос поцелуй.

— Ладно! — Бяшка встрепенулась. — Солнце садится, пойдём-ка и мы домой.

— Ты беги, а я потихоньку, — улыбнулся Иван Иваныч. — В сумерках доберусь.

— Неа… Вместе пойдём.

— Для тебя же таким шагом топать, что на четвереньках ползать, — засмеялся Полежаев.

— А если я так хочу? Или ты смеешь противиться воле грозной богини Огды?

…

Коммунальная квартира некогда явно знавала лучшие времена, и даже сейчас массивные бронзовые канделябры на стенах длинного, вконец захламлённого коридора смотрелись благородно и изысканно. Правда, стеклянные плафоны с тех канделябров были утрачены, и засиженные мухами электролампочки выглядели уже вполне по-пролетарски. Из кухни доносились скандальные бабские голоса и запах палёного, гремела посуда.

— Красиво живёте, господин барон, — сострил Кулик, озирая интерьер.

— А вот так вот не надо, — не принял шутки хозяин, заботливо проводя гостя между сундуком и висящим на стене велосипедом без переднего колеса, точно меж Сциллой и Харибдой. — Аккуратнее с язычком, Леонид Алексеевич. Тут кругом ушей масса… чего нельзя сказать о мозгах.

— Виноват, — подобрался гость. — Куда прикажете?

— Да вот они, мои пенаты, — хозяин уже отпирал дверь, украшенную резьбой, но сильно пошарпанную. — Прошу!

С Александром Эмильевичем Гюлихом, а не так уж давно бароном фон Гюлих Освальд Адольф Эмиль, Кулик был знаком ещё с довоенных времён — вместе в Финляндии тянули армейскую службу. Сдружились сослуживцы не то чтобы намертво, однако бывший барон был определённо из тех людей, от которых удара в спину ждать не приходится. Короче, надёжный человек.

— Сейчас мы с вами чайку… — хозяин пристраивал на электроплитке большой жестяной чайник. — Как удачно, не успел сильно остыть…

— Кухней, как можно понять, пренебрегаете, — проницательно констатировал Леонид Алексеевич.

— Ну не всегда, но в данном случае определённо, — барон воткнул вилку в розетку. — Слыхали, какой там кавардак?

— Знакомо, — понимающе кивнул гость. — Не дороговато, на электричестве-то?

— Вовсе нет, — возразил хозяин. — В отличие от местных пролетариев, я имею некоторые познания в электротехнике. Договориться со счётчиком не так уж трудно, право. Простите, забыл спросить — вы завтракали?

— О, да, спасибо!

Барон аккуратно разложил на столе корзинку с печеньем, сахарницу, тонко порезанный белый батон.

— Ну как вы тут живёте-то, Александр Эмильевич?

— Да