Сибирское образование - Николай Лилин

К этому времени мы с Мел пересекли парк. Мел продолжал извиняться передо мной, а я продолжала игнорировать его и идти дальше, как будто я была одна.

Внезапно, когда мы огибали стену квартала, у меня между ног упал болт. Я остановился и поднял его: вокруг него была обвязана леска. Я поднял глаза: из окна на третьем этаже высунулся мужчина средних лет с длинной бородой и нечесаными волосами. Он смотрел на меня широко открытыми глазами, делая жест курения, как будто держал сигарету между пальцами.

Я сделал ему знак, что займусь этим немедленно. Я повернулся к Мэлу, который даже не понял, почему я остановился, и попросил его отдать мне все сигареты, которые у него были.

Мэл подозрительно посмотрел на меня, но я с отвращением сказала ему:

«Да ладно вам! У этих людей нечего курить. Через минуту вы сможете купить себе еще пачку».

«Но у меня нет с собой денег!»

Я почувствовала, как во мне поднимается ужасный гнев, но гнев ничего не даст тебе с Мэлом, поэтому я успокоилась и сказала ему:

«Если ты отдашь мне свои сигареты, я прощу тебя и не скажу остальным».

Не говоря ни слова, Мел достал из кармана две пачки «Темп» — советского «Мальборо—.

Я указал на область его куртки, где он держал зажигалку.

«Но ты подарила это мне, разве ты не помнишь?» — сказал он, пытаясь сэкономить хотя бы это количество, но даже когда он говорил, он уже засовывал руку во внутренний карман, чтобы достать это.

«Я украл его из киоска в Тирасполе. Я украду тебе другой — получше, с обнаженной женщиной на нем…»

«О, хорошо, хорошо…» Уловка с обнаженной женщиной сработала, и Мел подумал, что заключил выгодную сделку. «Но помни, Колыма, на нем должна быть обнаженная женщина, ты обещал!»

«Я всегда выполняю свои обещания», — сказал я ему, беря зажигалку из его большой, но доверчивой руки.

Одна из пачек была уже открыта, и в ней не хватало пары сигарет. Я сунул в нее зажигалку, а затем обмотал бечевкой всю пачку, завязав ее бантиком, как подарок. Наконец, я добавила единственное, что у меня было с собой, мой чистый хлопчатобумажный носовой платок, засунув его между двумя пакетами. Затем я начала дергать за бечевку. Когда мой сверток добрался до окна, мужская рука протянулась сквозь решетку, и до нас донеслись радостные крики.

У меня в руках осталась маленькая сумка для пациентов. Я открыла ее: внутри была банкнота, порванная, грязная и мокрая. Один рубль. Рядом с ним клочок бумаги с сообщением: «Извините, мы больше не можем себе этого позволить».

Я даже не притронулся к рублю; я снова закрыл маленький мешочек и дернул за две веревочки, чтобы предупредить пациентов. Мужчина у окна потянул за веревочку к себе, забрал свой рубль и крикнул мне:

«Спасибо за все!»

«Благослови вас Бог, ребята!» Я ответил, крича так громко, как только мог.

Сразу же справа материализовался охранник, размахивающий своим автоматом Калашникова и кричащий:

«Отойди от стены! Отойди, или я буду стрелять!»

«Закрой свой рот, гребаный коп!» Мы с Мэлом ответили одновременно, хотя каждый произнес несколько разные слова.

Совершенно невозмутимые, мы пошли дальше. Затем мы обернулись. Полицейский молча стоял там, глядя на нас с такой злобой, что, казалось, вот-вот взорвется. Пациент все еще наблюдал за нами из окна: он улыбался и курил сигарету.

«Хотя ты мог бы взять этот рубль», — сказал Мел через некоторое время.

Я не мог убить его, потому что он мне нравился, поэтому я сделал то, что дедушка Кузя всегда говорил мне делать с людьми, которые не могут понять важных вещей: я пожелал ему удачи. Он был настоящим слабоумным, мой друг Мел, и он до сих пор им остается: за эти годы он не стал лучше, на самом деле ему, возможно, даже стало немного хуже.

К этому времени мы были недалеко от Железнодорожного района, где Мэл должен был передать сообщение преступнику. Оставив больницу позади, мы миновали продовольственный складской комплекс — место, которое мы хорошо знали, потому что часто ходили туда воровать по ночам. Это было старое здание начала века, состоящее из нескольких кирпичных зданий с высокими стенами и без окон. Рядом с ним проходила железная дорога, поэтому поезда останавливались прямо там, и вагоны быстро разгружались или загружались.

Чтобы обокрасть их, вам не нужна была ловкость взломщика, а просто немного дипломатии. Мы никогда не взламывали никаких замков; у нас внутри был один из наших людей, лазутчик, своего рода крот, который держал нас в курсе событий и говорил, когда наступал подходящий момент. После погрузки товаров поезда обычно оставались на месте в течение нескольких часов; машинисты отдыхали, а затем отправлялись позже, на рассвете. Поэтому мы открывали вагоны ночью, пока они спали, и забирали товар: работать в поездах было легче, чем выламывать двери складов. Мы грузили все в машину и уезжали.

Поезда направлялись в страны Советского блока — многие в Румынию, Болгарию и Югославию. Они везли сахар, варенье и всевозможные консервы. Иногда вагоны были уже наполовину заполнены одеждой, теплыми пальто, рабочей спецодеждой, перчатками и военной формой. В некоторых вагонах вы также могли найти бытовую технику, дрели, электропроводку, скобяные изделия, электрокамины и вентиляторы. Когда у нас появлялся такой шанс, мы совершали как можно больше поездок, чтобы увезти как можно больше. Нам так и не удалось погрузить все в машину: но, к счастью, наш человек позволил нам временно оставить товары в определенных тайниках на складе.

Нашим «кротом» на самом деле был пожилой смотритель складов, японец, который после многих лет жизни с русскими теперь носил имя Боришка.

Он был очень стар и приехал в наш город вместе с сибиряками во время второй волны депортации в конце 1940-х годов, после победы России во Второй мировой войне.

Он попал в плен во время русско-японского конфликта, в битве на Халхин-Голе. Он потерял сознание от удара по голове и выжил только по чистой случайности, потому что российские танки проехали прямо по мертвым телам, лежащим на земле. После танков мимо прошла кавалерия: они нашли его там, выглядящего сбитым с толку, блуждающего, как призрак среди мертвых. Из жалости они взяли его с собой, иначе он был бы убит пехотой, которая искала оставшихся в живых японцев, чтобы отомстить за своих товарищей, убитых предыдущей ночью, когда японские