Курс на СССР: Переписать жизнь заново! - Тим Волков

лет тридцать назад брали мы одного на поруки… Я тогда на заводе работал. И ничего, исправился парень. Семью завел, уважаемым человеком стал. Как-то даже виделись, руку мне жал, благодарил. Так что все, что надо сделаем. Только вот… не мастак я с бумагами…

— Так я помогу! Я ж журналист, газетчик!

Мастер поднялся на ноги и поправил берет:

— Ну, пошли тогда в мою кандейку…

Ходатайство мы написали. Отнесли в канцелярию на подпись директору училища.

— После обеда будет! — приняв ходатайство и характеристику, пояснила секретарша, худощавая женщина с усталым лицом.

— Как вы думаете, подпишет? — уже на выходе, спросил я у мастера.

Тот пожал плечами:

— Не знаю. Должен бы. А вообще, Алексей Юрьевич человек своеобразный. Недавно у нас. Да, вон он, кстати…

У крыльца остановилась машина. Нет, не черная служебная «Волга», а, по всей видимости личная. Самая крутая по тем временам тачка «Жигули» ВАЗ-2106, «шестерка», модного цвета кофе с молоком. В салоне играла музыка, Юрий Антонов и группа «Аракс»:

Летящей походкой

Ты вышла из мая

И скрылась из глаз

В пелене-е-е января!

Музыка оборвалась, распахнулась дверца, и из машины выбрался еще достаточно молодой, лет сорока, уверенный в себе мужчина в безукоризненном сером английском костюме с импортным шелковым галстуком. Круглое холеное лицо, очки в модной оправе, залысины…

— Здравствуйте, Алексей Юрьевич!

— Алексей Юрьевич, здравствуйте!

Наперебой здоровались мастера и преподаватели. И откуда только взялись? Ведь буквально только что никого не было!

— Алексей Юрьевич, а совещание будет?

— Да-да! Товарищи, прошу не опаздывать!

Вот это хлыщ! И впрямь, подпишет ли такой?

— Он раньше в горкоме работал, — пояснил Федор Алексеевич. — Говорят, прессу курировал. Ну, все, Саня, я побежал…

Прессу… Ага-а…

* * *

После обеда повезло. Главный редактор оказался на своем месте. Осторожно постучав, я заглянул в дверь:

— Николай Семенович, можно?

— А, Саша, заходи! Репортаж по детскому саду готов?

— Пишем…

— Поспешите, чтоб к вечеру был!

— Да, сделаем… — время было дорого, и я сразу пошел ва-банк. — Николай Семенович, а вы такого Алексея Юрьевича знаете? Директора двести восьмого ПТУ номер. Говорят, он раньше в горкоме прессу…

— А-а! Хромаков, что ли? Ну, знаю, конечно. А что?

— А что он за человек? Понимаете, у нас тут ходатайство…

— Что за ходатайство? — главред понял глаза. — Давай, давай, Саша, рассказывай! Все без утайки.

Ну, рассказал. Кратко, правда, но…

Внимательно выслушав, редактор покачал головой:

— Та-к та-ак… Выходи, спекулянт твой приятель?

— Ну-у… — я развел руками. — Оступился человек… Но, ущерб возместил, раскаивается… Потерпевшие претензий не имеют. В училище его на поруки хотят…

— Возместил? Из каких средств, интересно? Хм… на поруки… Хотя, откровенно-то говоря, потерпевших нисколько не жаль! За такие деньги пластинки покупать… Уму непостижимо! Так! Иди, репортаж доделывай…

Что ж, хотя бы попытался…

Кивнув, я подошел к двери.

— Стой! — окликнул Николай Семенович.

В руке он держал телефонную трубку:

— Как, говоришь, фамилия того юного спекулянта?

— Гребенюк! Сергей Гребенюк… Николай Се…

— Ладно! Работай.

* * *

И снова знакомый кабинет с табличкой «Следователи СО. Никифоров И. П., Зверев К. С.»

Мы снова пришли с Наташей. Но она скоро уезжает на учебу. Верней, «на картошку».

— Наш-то какой? — я растерянно моргнул. — Почему звания на табличке не пишут — капитан там, майор…

— Потому что обычным гражданским людям звания ни к чему, — пояснила Наташа. — Главное должность. А должность тут написана. Наш, кстати, Зверев. Константин Сергеевич… Ну, что, пошли?

Постучав, Наташа заглянула в дверь:

— Константин Сергеевич, можно?

— А-а! — улыбнулся он. — Коллегия общественников адвокатов! Ну, заходите, коли уж пришли.

На этот раз следователь был в штатском. Модная бордовая рубашка, серые брюки. Такого же цвета пиджак висел на спинке стула.

— Присаживайтесь, — капитан кивнул на стулья. Усталым он нынче не выглядел, скорей, наоборот, был каким-то радостно-возбуждённым. — О приятеле вашем хотите узнать? Так расстреляли уже! Два раза.

— Что-о⁈

— Да шучу же! А вообще, ходатайство тут на него пришло, — серьезно промолвил Зверев. — Хотят на поруки. Сам он вину признал полностью, характеристики хорошие. А вот ущерб…

— Ущерб возмещен! — выкрикнули мы хором.

Я положил на стол слегка измятые листки бумаги.

— Ага, ага…— следователь внимательно изучил принесенные нами расписки. — Лихо вы! Хорошо. Значит, претензий никто не имеет. Ну, что же. На поруки, так на поруки. Завтра с утра его и выпущу! И пусть себе летит белым лебедем.

— Завтра? — Наташа жалобно заморгала. — А можно, сегодня? Ну, пожалуйста, товарищ следователь…

— Эх, — неожиданно улыбнулся Константин Сергеевич. — Говорите, на юрфаке учитесь? Кто у вас там гражданское право читает, Лесников?

— Нет. Колокольцев.

— У-у, не повезло! На зачетах только так валит!

Наташа тоже заулыбалась:

— Ничего! Как-нибудь справимся. Так, Константин Сергеевич, как?

— Ну-у, сегодня, так сегодня, пока начальство на месте… Так! Молодые люди, вы пока в коридорчике посидите. А лучше на улице, там скамеечка удобная есть… кругом деревья… Листья жгут, листья жгут, как последний салют… Там, кстати, и пирожковая рядом… Эх, мне бы таких друзей!

Мы еще не успели выйти, как следователь уже звонил кому-то по телефону:

— Леночка, душа моя… я задержусь на полчасика… Дела, дела, сама понимаешь… Что-что? А мы потом на такси поедем, ага…

Во дворе ветер кружил опавшие листья. Мы с Наташей переглянулись и пошли в пирожковую. Взяли пирожки с яйцом и зеленым луком, и по стакану горячего бульона.

— Вкусно! — улыбалась Наташа. — Ах, Сашка! Какие же мы с тобой молодцы!

Я тоже улыбнулся:

— Ты более молодец, чем я. Со следователем же ты говорила. И уговорила же!

— Потому что я женщина! А женщины кого хочешь, уговорят.

Это точно.

Чуть помрачнев, я невольно вспомнил Метель и ее три желания…

— Ты что напрягся-то? — случайно глянув на улицу, Наташа округлила глаза. — А вон парень с сумкой…

— Черт возьми! Гребенюк!

Схватив Наташу за руку, я выскочил из пирожковой:

— Эгей! Серега-а!

— Сань…

Мы обнялись. Наташе же Гребенюк церемонно поцеловал ручку. Тюремный, блин, джентльмен.

— Ребята… Ребята… даже не знаю, что и сказать! Если бы не вы… Да я по гроб жизни… Вот, следователь бумагу выдал…