Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

Так ему тогда казалось.

Глава 19

Утром, когда около девяти Андрей приехал с вокзала домой, его ждал сюрприз: Нина оказалась дома, в халате и без макияжа. Обычно она уезжала рано, если вообще была в городе – работа требовала постоянных разъездов. Строительный бизнес – не шутки. Ее фирма, которая десять лет назад начиналась с крохотного офиса в бизнес-центре на Сергиевской, строила теперь по всей стране, превратившись в одну из самых известны компаний в этой области, и не оставляла хозяйке ни минуты свободного времени. Подъем в полшестого, фитнес и бассейн, в офисе с восьми, с утра совещания, потоком идут посетители, вечные проблемы с поставщиками и заказчиками, вечером деловые обеды, приемы… Раньше десяти не приходила. А в полшестого снова подъем. В воскресенье отсыпалась. С понедельника все начиналось по новой. И это если не в поездках. Как так можно жить – Андрей не понимал, но Нине нравилось.

– Ты что, дома? – спросил он, целуя жену в макушку.

– Лечу в Омск, там у нас чрезвычайная ситуация, – ответил Нина. – В двенадцать самолет, сейчас поеду. Поспать решила. Как съездил?

– Нормально, – сказал Андрей, поняв, что ему совершенно не хочется рассказывать подробности. Да Нина и не спрашивала.

Посадил Нину в такси, достал из кармана плаща завернутый в газету пакет, благополучно миновавший пограничный энэровский досмотр: плащ с пакетом так и провисел на вешалке в купе, никто на него не обратил внимания (тогда это показалось Андрею забавным, позже он вспомнил, как легко смог провезти пакет через границу и ужаснулся своей наивности).

Прошел в кабинет, сел за стол, развернул.

В пакете оказалась довольно толстая стопка мелко исписанных страниц в четвертушку листа. На первой странице печатными буквами было выведено:

Арон Коэн. Прогулки с Ницше

Андрей перевернул страницу.

Предисловие. Автору данного сочинения довелось узнать от самого Ницше, что книги «Воля к власти», которая лежит в фундаменте нашей единственно верной идеологии, на самом деле не было совсем. Во всяком случае, именно так Ницше автору и сказал.

Автор познакомился с классиком, когда тот временно воскрес. Так случилось, что временно воскрес классик именно в квартире автора на Пречистенке и много интересного ему рассказал, когда они, оба инкогнито, гуляли по Москве. В том числе и про книгу: не было никакой книги, была не более чем груда заметок классика, уже не очень здорового. После его временной кончины эти заметки собрала и сложила в книгу его сестра. Это та самая сестра, сказал классик, с которой у меня всегда были сложные отношения. В разговоре с автором классик назвал сестру «мстительной антисемитской дурой», за что автор ответственности не несет.

Андрей хихикнул, перелистнул десяток страниц, стал читать дальше.

– Да, сказал Ницше, я пользуюсь понятием «раса», но что эти ваши сделали из моего понятия?! Вот я вам сейчас почитаю, что я на самом деле про это написал. Он достал из кармана листок бумаги и стал с пафосом читать:

«Раса господ – это особая порода людей, для которой характерна высокая степень самоуважения, возвышенное, гордое состояние души, ради которого можно пожертвовать и своим богатством, и положением в обществе, и жизнью. Основа морали господ – строгость и суровость по отношению к себе, презрение к земным благам, к богатству, к комфорту. Никакого отношения к “национальности бабушки” раса господ не имеет. Слабая же раса, раса подчиненных – это люди, живущие исходя из принципов пользы, выгоды и материального благополучия. Малодушный, мелочный, унижающийся ради своей выгоды человек – вот представитель морали рабов».

Классик спрятал бумажку в карман и огляделся. Кругом была Москва.

– Думаю, что именно эта мысль стала последней соломинкой, сломавшей вашу и без того расшатанную психику? – спросил я.

– Совершенно верно! – воскликнул классик. – Она и сломала.

«Да, – подумал Андрей, улыбаясь, – это и правда для энэрии бомба… Это же прежде всего смешно, а смех…

Вдруг зазвонил телефон.

– Либер штудент, – раздался в трубке веселый голос Левы. – Приехал? Вечером как – не занят? Посидеть у француза не хочешь? А то что-то давно не виделись.

* * *

«У француза» – было у них с Левой в Питере одно из трех любимых мест, второе называлось «у грузинов», третье «у японца» – японская кухня недавно вошла в моду. Славный такой французский ресторанчик на Петроградской назывался «Фламинго», недорогой и кормили очень вкусно. Хотя и «у грузинов» было вкусно, да и вообще – в Питере было много славных мест, где посидеть, поесть, поговорить.

Андрей прошелся от дома пешком, до «француза» было минут тридцать ходу. Левин джип уже стоял перед ресторанчиком на стоянке, и сам Лева курил, привалившись к машине, поджидая – всегда курил, сколько Андрей его помнил. Обнялись, вошли в ресторанчик, уселись за привычный столик в углу. Подошла официантка, незнакомая, коротко стриженная, черноволосая.

– Вы новенькая? – спросил Лева, всем корпусом разворачиваясь навстречу девушке. – Вас как зовут?

– Наташа, – улыбнулась та.

– Наташенька, вы нам принесите две кружки «Стеллы» пока что и меню обеденное. Посмотрим, чем у вас тут кормят.

– У нас все вкусное. Возьмите рыбу.

– Нет, Наташенька, рыбу мы не возьмем. Это вам днем старшая на разводе велела рыбу предлагать, это понятно, – протянул Лева. – А на самом деле что порекомендуете?

– Откуда вы знаете? – изумилась Наташа.

– Я, Наташенька, все про вас знаю, потому что я старый и мудрый. Так что? Что посоветуете?

– Медальоны возьмите из оленины, – оглянувшись, негромко сказала Наташа. – А рыбу не берите.

– Спасибо за совет, – улыбнулся Лева. – Но меню все-таки дайте.

– Кончено, конечно, – заторопилась девушка. – А к пиву что будете?

– Что-нибудь солененькое на ваш вкус.

Девушка черкнула что-то в блокноте, одарила Леву кокетливой улыбкой и отошла. За все время на Андрея она не взглянула ни разу.

– Ох, герр профессор, чем у тебя там намазано, ты мне скажи? – засмеялся Андрей. – Чем ты их притягиваешь? Вроде и старый, и лысый…

– Я не лысый, либер штудент, я бритый, это большая разница. А притягиваю я их любовью, исключительно бескорыстной любовью и пониманием, – прищурился Лева. – Я ведь смотрю на каждую как на единственную, мне ведь и правда интересно, что они, как они, что у них за жизнь. У всех ведь разное, и все разные. Это только в романах типажи – такая типичная судьба, сякая типичная судьба… Они мне правда интересны, и они это чувствуют.

– А если две одновременно? Или три? Каждая индивидуальность, каждая интересна, сидят рядком, как на диване… Не путаешься?

– Опыт, Андрюша, опыт… Ты