Предчувствие беды. Книга 1 - Борис Спартакович Акимов

выводила мимо Ботанического сада и здания химфака к ректорскому флигелю; четвертая – мимо геологического к метро и библиотеке Академии наук; пятая – под острым углом к четвертой – выходила на Тучков переулок и дальше на Средний. Единственным зданием по всему периметру, не принадлежавшим университету, был Меншиковский дворец – и то давно уже шли разговоры, что университет собирается его у города купить то ли под музей, то ли под новый факультет истории искусств. Собирается, но что-то никак не соберется.

Посередине звезды стоял чугунный фонарь на высоком и широком квадратном постаменте, на котором остряки-студенты в подражание Кембриджу аккуратными буквами, мелом, год за годом писали загадочное «Reality Checkpoint». Надпись регулярно стирали, и столь же регулярно она появлялась вновь. Вокруг звезды, как всегда, в любое время суток и почти в любое время года, исключая совсем уж лютые февральские морозы, и тем более сейчас, в этом необычно теплом ноябре, в живописных позах, группами, по двое и поодиночке, стояли, сидели, лежали студенты. Андрей миновал фонарь и двинулся по второй аллее – к востфаку.

Утренней парой был сегодня семинар по истории идей, который Андрей вел уже несколько лет для магистрантов, но и несколько аспирантов ходили. Они читали русских и немецких мыслителей конца XIX – начала XX века, обсуждали их статьи. Вчитывались в тексты Плеханова, Федотова, Бердяева. Главным для Андрея было не столько объяснить студентам, сколько понять самому, как могла Россия так страшно ошибиться, как возможно было, что умные, серьезные, думающие люди своей работой, как им казалось, во благо человечества, смогли, нужно прямо сказать, расшатать нравственные народные устои, подготовить почву для того, чтобы горстка мерзавцев могла с удивительной легкостью захватить власть и двадцать лет терзать несчастную страну; и как могли эти мерзавцы подчинить себе стомиллионный народ, ввергнуть страну и весь мир в страшную кровавую войну.

Андрей вошел в аудиторию, свою любимую, небольшую, но светлую, с окном в зеленый двор, а не на набережную, по которой сплошным потоком шли автомобили, так что летом и окно не открыть из-за шума. Хотя до начала оставалось еще почти десять минут, Анна и Лена, две неразлучные подружки-магистрантки с исторического, уже сидели на своих обычных местах и, не замечая ничего и никого, упоенно читали, сдвинув головы, ксерокопию какой-то статьи, сопя и возбужденно переглядываясь. Андрей тихо сел за преподавательский стол, достал синий сборник Федотова в бумажной обложке и стал проглядывать, освежая в памяти вообще-то давно и хорошо знакомый текст.

Дверь распахнулась, влетел Миша-маленький, тоже магистрант, но с политологического, буркнул неопределенное приветствие, впечатал рюкзак в стол и уселся – как обычно, на максимальном удалении от Анны-Лены, с которыми никогда не разговаривал, да и они делали вид, что его нет: Андрей подозревал тут какой-то бывший и плохо кончившийся роман, а то и два, но подробностей не знал, да и зачем ему подробности.

Вошли еще трое, один историк, Нодар, и двое социологов, имен которых Андрей не помнил. Следом за ними еще несколько человек. Последним вошел Миша-большой, аспирант Андрея, ходивший на этот семинар уже не первый год и не столько учившийся, сколько помогавший Андрею проверять эссе и готовить тексты. Андрей планировал со следующего года передать семинар ему, надоело талдычить одно и то же сколько лет, пусть парень потренируется.

О, Миша-большой сегодня не один. Следом за ним в аудиторию вошла девушка, которую Андрей видел впервые. Он чуть приподнял брови – девушка очень красивая, а Миша-большой был знаменит тем, что девушек не замечал в упор, предпочитая просиживать целые дни в библиотеке и архиве – писал диссертацию о Лаппо-Данилевском и ни о чем, кроме Лаппо-Данилевского, думать и говорить не желал. Но с Андреем у них был строгий уговор: на семинаре – никакого Лаппы. И хотя Миша-большой иногда забывался, Андрей всегда пресекал его под дружный смех студентов, об уговоре знавших.

– Андрей, – спросил Миша, – вы разрешите Анне присутствовать? Может, хоть вы ее разубедите, а то у меня никак не получается.

– Конечно, Анна, заходите, – ответил Андрей. – а в чем я должен вас разубедить?

Девушка действительно красива. И не просто красива: была в ней какая-то уверенность, порода, стать – непонятно, как это назвать, мимолетно подумал Андрей. Славянские высокие скулы, большие серые глаза, светлая шатенка, довольно коротко стриженная…

– Она хочет поехать в Москву, – сказал Миша, усаживаясь.

– Ну и что? – удивился Андрей. – Поезжайте, конечно, почему бы и нет. Для историка там просто рай в смысле архивов. Вы ведь историк?

– Она историк, но вы не поняли, профессор, – ответил Миша. – Она хочет уехать насовсем.

– И вы привели ее на семинар по Федотову, – прищурился Андрей, разом все поняв, – чтобы я ее от этого шага отговорил?

Миша смолчал, на этот раз ответила Анна:

– Вы опять не поняли, профессор. Меня никто никуда не приводил – я сама пришла. И пришла, чтобы уговорить членов вашего семинара поехать вместе со мной. Я еду строить Национальную Россию, а не этот убогий придаток американской псевдодемократии.

– Национальная Россия – это хорошо, – сказал Андрей. – У них там много такого, что нам хорошо бы позаимствовать, но и демократия тоже вещь полезная. А американцев я тоже не слишком люблю.

– Не любите – но живете под их властью? – тут же перешла в атаку Анна. – Прислуживаете им? Променяли высокие принципы на комфортную жизнь и высокую зарплату?

– Ого! – сказали Анна-Лена с заднего стола.

«Все-то ты про меня знаешь», – подумал раздраженно Андрей, умевший с первого взгляда определять в студентах эту вот уверенность, основанную не на опыте, а на догме. Но вместе с раздражением мелькнуло что-то еще… Сожаление?

Серые глаза смотрели с вызовом, и Андрей примирительно сказал:

– Ладно, время идет, а у нас сегодня довольно сложные тексты. Подискутируем по ходу дела. Что у нас сегодня, кто напомнит?

– «Защита России» и «Февраль и Октябрь», – тотчас откликнулся Миша-маленький.

Студенты зашелестели ксерокопиями, Нодар задал какой-то вопрос, один из социологов ему ответил цитатой, Анна-Лена хором возразили, Андрей вставлял реплики, направляя и подталкивая, и семинар потек своим чередом. Все участвовали, все спорили, все крыли цитаты цитатами, причем Миша-маленький, как с удовольствием заметил Андрей, цитировал, заглядывая в свои исчирканные пометками листочки, не только две заданные, но и другие статьи Федотова.

Андрей на мгновение отвлекся и вдруг услышал звучный голос Анны:

– Это что, профессор, и есть ваш хваленый семинар? Я-то думала, что вы тут о серьезных вещах, а вы уже сорок минут мусолите две статейки.

– Статейки, Анна, вполне того достойны, – парировал Андрей, – а что вы называете серьезными вещами?

– Мне кажется, что сегодня, когда идет острая идеологическая борьба двух систем,